ребят, я тут пришел, чтобы замолвить словечко о значительной дате. сегодня у нашего замечательного художника - Мишки Бестужева - день рождения! давайте поздравим и поблагодарим за шикарные работы, которые он нам дарит, вот это блин реально радостный день - куда мы без этого человечка? талант! спасибо, Миш, с праздником тебя, милый друг.
ну и как приложение вроде, незначительное такое - небольшое написавшееся по роману Отцы и Дети.
Название: Будущее
Пейринг: Евгений Базаров/Павел Кирсанов
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
собсно, чтивоПо перилам открытой летней веранды выпала крупная и холодная роса. Между деревьев в саду клочьями повисал легкий туман, и прозрачные солнечные лучи тушевались в нем, мягко опадали к ногам сидящего на веранде мужчины, освещали его лицо с прикрытыми глазами. Ресницы его слегка подрагивали, иначе можно было бы решить, будто он спит – руки покойно лежали на подлокотниках кресла, скрещенные длинные ноги в начищенных туфлях были вытянуты далеко вперед, грудь под лощенной темной тканью жилета поднималась и опускалась ровно.
Базаров поежился и заложил широкие ладони в безразмерные карманы сюртука – пальцы начинали неметь от утренней необычайной прохлады. Глядеть на Кирсанова было еще холоднее – тоненькая рубашка на нем, наверняка, не имела практического назначения, только горло была наглухо закрыто хрустким накрахмаленным воротником, да манжеты прикрывали покрасневшие костяшки рук. На мгновение у Евгения промелькнула мысль о том, не хватил ли старшего Кирсанова сердечный приступ – что было бы вполне к его возрасту и потрепанному сантиментами сердчишку – и потому он сидел теперь на холодной веранде так зябко тихо. Но по заострившемуся и покрасневшему от прохлады носу и беспокойной беготне глаз под закрытыми веками Базаров сделал вывод, что до подобной крайности еще не дошло.
- Брат уже проснулся?
Черные ресницы Павла Петровича приподнялись – и опустились вновь, он сморгнул на солнце и прищурился, не оглядываясь на вышедшего из дома Евгения. Базаров усмехнулся невольному движению Кирсанова, обыкновенно тот себе и вздохнуть лишний раз не позволил бы – а тут с непривычки заморгал таки, поморщился; столь ранним утром в тенях скул и под глазами Павла Петровича залегла легкая усталость, но Евгению это было все равно.
- Куда там, не барское это дело – с петухами подниматься, - беззлобно бросил Евгений и вытащил из кармана скрученную бумажку, набитую крупным табаком, прикурил и нарочно протяжно выдохнул в сторону собеседника; сизый терпкий дым поплыл в прозрачном воздухе к замерзшему чуткому носу Кирсанова.
- Как утомляет этот ваш нигилизм, - Павел Петрович медленно, словно бы с истомой поднес руку к голове – сверкнул голубоватым огоньком крохотный камешек на манжете – и погладил двумя пальцами венку на виске.
- Это покуда еще не нигилизм, - небрежно ответствовал Евгений и, по консервативным понятиям, неприлично глубоко вдохнул в себя дым, - так, шутки, непонятно зачем сдерживаемые. А вы, Павел Петрович, наверно, за пейзажем понаблюдать вышли?
Кирсанов улыбнулся сдержанно, краем красивых губ, и от уголка глаза его побежали тоненькие лучевидные морщинки – Базаров пронаблюдал это все с любопытством ученого-физиолога, прикидывая даже, от каких движений лица такие морщинки могли появиться и крепко залечь на нем. Павел Петрович подтянул под себя ноги, выпрямился в кресле, обозначив гордую осанку, от которой Евгений внутренне постоянно раздражался, и выдохнул – дыхание вырвалось белесым облачком пара из его рта.
«Рисуется!» - досадливо подумал Евгений, поводя ссутуленными плечами и все больше замерзая от вида нарочито равнодушного к холоду Кирсанова – сюртук так и просился с него на развернутые прямые плечи Павла Петровича; Базаров мысленно плюнул на подобную мысль и широким небрежным движением забросил окурок в ближайшие кусты.
- А пейзаж и в самом деле прекрасный, какое выдалось утро! – вдруг негромко и с легкой усмешкою заметил Кирсанов, поднявшись на ноги, заложил пальцы в кармашки жилета и шагнул вперед, прямо к ступенькам.
Солнечный свет мягко облил его фигуру, и Евгений, бросив скользящий взгляд, пригладил бакенбарды пальцами, пахнувшими крепким табаком – ему, всякие виды повидавшему, редко попадались во внимание человеческие тела, так складно сложенные, в этом, по его разумению, должны были быть и сильные легкие – судя по тому, как глубоко и сдержанно вдыхал старший Кирсанов во время их бесконечных споров – и развитый мозг, хотя бы и с косным умом, и сердце, которое, по словам Аркадия, когда-то выдерживало бессмысленные дикие скачки.
- Я бы вас на опыты пустил, - то ли с любопытством ученого, то ли с раздражением проговорил Базаров, на что Павел Петрович оглянулся с недоумением, холеные его руки были сложены на груди, через радужки глаз по касательной проходили лучи света, отчего они были светло-карими, а не черными, как виделось обычно.
- Что вы изволили сказать?
- Я сказал… - Евгений уже было открыл рот, чтобы отпустить фразу иронического тона, как вдруг внимание его привлекло движение за спиной Кирсанова.
За деревьями, виднелось, по дороге брела одинокая мужская фигура – Базаров наметанным глазом мигом различил деревенского мужичонку, который однажды, кажется, даже выделял ему ребятню для ловли лягушек – а впрочем, Евгений не помнил наверняка, тот ли. Он шел немного вразвалку, пошатываясь, словно потерянный. «Пьян,» - зло констатировал про себя Базаров, подмечая и нетвердую слабую походку, и потрепанный сюртучишко на вострых плечах мужичка, и отсутствие всякого внимания к ни свет ни заря поднявшемуся барину. Нельзя было сказать, что Кирсанов стоял спиной к дороге и саду, оттого и оставался незаметным – Евгений сам себе готов был дать отсчет в том, что эту прямую, горделивую, заносчивую барскую и щегольскую спину он сам бы узнал за версту.
- Я сказал – вон, глядите на ваш пейзаж! – Базаров вдруг махнул рукой резко и широко, громко рассмеялся. – Вон, до чего доводят ваши пейзажи, ваши традиции и искусство!
Кирсанов оглянулся, и Евгений, словно бы охваченный в одно мгновение каким-то злобным и решительным порывом, в два шага оказался за его плечом, схватил, ни о чем не размышляя, Павла Петровича повыше локтей, стиснул пальцы и заговорил ему на ухо:
- Скажите вы, вот он читал ваших Пушкина или Шекспира? Вот он, - Кирсанов дернулся от него, но Евгений только дерзко усмехнулся, обдавая его щеку горячим дыханием, и почти прошипел, - locutusque french? Он, скажите, смотрит сейчас на пейзажи?
- Пустите меня, - ровно ответил Кирсанов, но в его голосе дрогнуло затаенное волнение, и Базаров только теснее привлек его к себе, с удовольствием каким-то безотчетным отмечая то, что сам был выше Павла Петровича на голову и шире в плечах, и пальцы его впивались в холодные плечи, согревая и удерживая, просто звериной хваткой, из которой хлипкому маленькому Кирсанову вырваться нечего было и думать. «Слишком красивый, такие сильными никогда не бывают,» - отметил про себя Евгений и вдруг почувствовал безотчетное и пугающее желание схватить этот пережиток общества перед собой за шкирку, как детеныша кошки какой-нибудь, или прикусить до крови покрасневшее от прохлады ухо, которое было в неисчислимой близости от его рта.
- Скажите, что вы можете сделать теперь для того, чтобы он жить начал? – с неожиданной и глухой хрипотой продолжил Базаров, пропустив мимо внимания слова Кирсанова, - Вы, старая гвардия… - с тихой ненавистью договорил он и как-то отчаянно прижался лицом к шее и тонко благоухающему воротничку Павла Петровича.
Плечи под его пальцами дрогнули, и Кирсанов со звенящей уже боязнью и тревогой повысил голос:
- Базаров, прекратите! Вы ведете себя…
- Не по-джентльменски? – криво усмехнулся Евгений и нарочно, еще гадая, чего сможет дождаться – страха или возмущения – прижался к Павлу Петровичу, грудью к спине, щекой к щеке, бедрами к обрисованным наверняка дорогой темной тканью бедрам.
- За вами будущее? – издевательски вопросил он и, брезгуя сам собою, вдруг приник раскрытыми губами ко впадинке за ухом Кирсанова, прошелся по ней языком раз, два, и голова закружилась от холодного и горьковатого аромата духов, ударившего от кожи, которой он мучительно коротко касался.
Тело в его руках дернулось судорожно, до слуха Евгения донесся приглушенно звук захлебнувшегося протеста – и Кирсанов обмяк в его захвате, вцепился подрагивающими, холодными и побелевшими пальцами в его руку, словно боялся не удержаться на ногах. Перед глазами у Базарова мелькнуло лишь одно-единственное, вечное для него-нигилиста «Отринь!» - и он отринул; прикусил замерзшую мочку уха Кирсанова, наблюдая за собой как бы со стороны – по-животному захотелось оставить на коже под своими прикосновениями больше влажных и красноватых следов, и все это говорило об одном – он прав, человек есть зверь, есть животное – и ничего больше. Только животное бы не сделало так – а Евгений приоткрытыми губами прошелся по острой кости челюсти, с удовольствием чувствуя, как от этого холодило кожу Павла Петровича, как слюна несмываемо оставалась вслед за его поцелуями.
- За нами будущее! – Кирсанов едва повернул лицо ему навстречу, и, прежде чем выдохнуть заветное, победное, в его красивые поддавшиеся губы, Базаров против воли, не устояв, на мгновение залюбовался им – жарким румянцем, смешным может быть, если бы сам Евгений не ощущал явственно на своем лице прилившую яростную кровь, прикрытыми глазами, чуть сведенными, почти страдальчески, бровями. – За нами!
И, положив на это все свои силы, Евгений отстранился, разом ощутив холодный воздух, хлынувший беспощадно между ним и Кирсановым. Красивая, но слабая фигура Павла Петровича чуть было не повалилась, лишившись опоры в виде Базарова, и тот торопливо, слишком остро для правды негодуя, подхватил его за талию и буквально усадил в кресло.
Некоторое время они молчали; Евгений не испытывал неловкости, только накатывали ежесекундно отголоски странных ощущений, и в конце концов он нашарил в кармане еще одну скрученную табачную трубочку и закурил, вдыхая глубоко, так, чтобы заполнить легкие до отказа. Кирсанов сидел, касаясь тонкими пальцами горящего лба и молчал, не открывая глаз. «Шальные поди,» - с торжествующим и неясным жарким чувством, мельком подумал Базаров.
- Даже если и так, - неожиданно промолвил Павел Петрович, и Евгений с неудовольствием и мигом возвратившимся раздражением уловил в его голосе усмешку, - даже если будущее и за вами, то без прошлого вы были бы слишком примитивны, чтобы однажды понять это.
Туман понемногу рассеивался, и солнце освещало Кирсанова все ярче, играя бликами с камешком запонки и серебряной цепочкой его часов; Базаров равнодушно пожал плечами, не глядя на собеседника, и рваным движением затушил окурок о перила, на которых еще совсем недавно блестела крупная и холодная роса, выпавшая за ночь.
- Но мы с вами еще об этом потолкуем…
- Всенепременно, Павел Петрович, обязательно поговорим.
ну и как приложение вроде, незначительное такое - небольшое написавшееся по роману Отцы и Дети.
Название: Будущее
Пейринг: Евгений Базаров/Павел Кирсанов
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
собсно, чтивоПо перилам открытой летней веранды выпала крупная и холодная роса. Между деревьев в саду клочьями повисал легкий туман, и прозрачные солнечные лучи тушевались в нем, мягко опадали к ногам сидящего на веранде мужчины, освещали его лицо с прикрытыми глазами. Ресницы его слегка подрагивали, иначе можно было бы решить, будто он спит – руки покойно лежали на подлокотниках кресла, скрещенные длинные ноги в начищенных туфлях были вытянуты далеко вперед, грудь под лощенной темной тканью жилета поднималась и опускалась ровно.
Базаров поежился и заложил широкие ладони в безразмерные карманы сюртука – пальцы начинали неметь от утренней необычайной прохлады. Глядеть на Кирсанова было еще холоднее – тоненькая рубашка на нем, наверняка, не имела практического назначения, только горло была наглухо закрыто хрустким накрахмаленным воротником, да манжеты прикрывали покрасневшие костяшки рук. На мгновение у Евгения промелькнула мысль о том, не хватил ли старшего Кирсанова сердечный приступ – что было бы вполне к его возрасту и потрепанному сантиментами сердчишку – и потому он сидел теперь на холодной веранде так зябко тихо. Но по заострившемуся и покрасневшему от прохлады носу и беспокойной беготне глаз под закрытыми веками Базаров сделал вывод, что до подобной крайности еще не дошло.
- Брат уже проснулся?
Черные ресницы Павла Петровича приподнялись – и опустились вновь, он сморгнул на солнце и прищурился, не оглядываясь на вышедшего из дома Евгения. Базаров усмехнулся невольному движению Кирсанова, обыкновенно тот себе и вздохнуть лишний раз не позволил бы – а тут с непривычки заморгал таки, поморщился; столь ранним утром в тенях скул и под глазами Павла Петровича залегла легкая усталость, но Евгению это было все равно.
- Куда там, не барское это дело – с петухами подниматься, - беззлобно бросил Евгений и вытащил из кармана скрученную бумажку, набитую крупным табаком, прикурил и нарочно протяжно выдохнул в сторону собеседника; сизый терпкий дым поплыл в прозрачном воздухе к замерзшему чуткому носу Кирсанова.
- Как утомляет этот ваш нигилизм, - Павел Петрович медленно, словно бы с истомой поднес руку к голове – сверкнул голубоватым огоньком крохотный камешек на манжете – и погладил двумя пальцами венку на виске.
- Это покуда еще не нигилизм, - небрежно ответствовал Евгений и, по консервативным понятиям, неприлично глубоко вдохнул в себя дым, - так, шутки, непонятно зачем сдерживаемые. А вы, Павел Петрович, наверно, за пейзажем понаблюдать вышли?
Кирсанов улыбнулся сдержанно, краем красивых губ, и от уголка глаза его побежали тоненькие лучевидные морщинки – Базаров пронаблюдал это все с любопытством ученого-физиолога, прикидывая даже, от каких движений лица такие морщинки могли появиться и крепко залечь на нем. Павел Петрович подтянул под себя ноги, выпрямился в кресле, обозначив гордую осанку, от которой Евгений внутренне постоянно раздражался, и выдохнул – дыхание вырвалось белесым облачком пара из его рта.
«Рисуется!» - досадливо подумал Евгений, поводя ссутуленными плечами и все больше замерзая от вида нарочито равнодушного к холоду Кирсанова – сюртук так и просился с него на развернутые прямые плечи Павла Петровича; Базаров мысленно плюнул на подобную мысль и широким небрежным движением забросил окурок в ближайшие кусты.
- А пейзаж и в самом деле прекрасный, какое выдалось утро! – вдруг негромко и с легкой усмешкою заметил Кирсанов, поднявшись на ноги, заложил пальцы в кармашки жилета и шагнул вперед, прямо к ступенькам.
Солнечный свет мягко облил его фигуру, и Евгений, бросив скользящий взгляд, пригладил бакенбарды пальцами, пахнувшими крепким табаком – ему, всякие виды повидавшему, редко попадались во внимание человеческие тела, так складно сложенные, в этом, по его разумению, должны были быть и сильные легкие – судя по тому, как глубоко и сдержанно вдыхал старший Кирсанов во время их бесконечных споров – и развитый мозг, хотя бы и с косным умом, и сердце, которое, по словам Аркадия, когда-то выдерживало бессмысленные дикие скачки.
- Я бы вас на опыты пустил, - то ли с любопытством ученого, то ли с раздражением проговорил Базаров, на что Павел Петрович оглянулся с недоумением, холеные его руки были сложены на груди, через радужки глаз по касательной проходили лучи света, отчего они были светло-карими, а не черными, как виделось обычно.
- Что вы изволили сказать?
- Я сказал… - Евгений уже было открыл рот, чтобы отпустить фразу иронического тона, как вдруг внимание его привлекло движение за спиной Кирсанова.
За деревьями, виднелось, по дороге брела одинокая мужская фигура – Базаров наметанным глазом мигом различил деревенского мужичонку, который однажды, кажется, даже выделял ему ребятню для ловли лягушек – а впрочем, Евгений не помнил наверняка, тот ли. Он шел немного вразвалку, пошатываясь, словно потерянный. «Пьян,» - зло констатировал про себя Базаров, подмечая и нетвердую слабую походку, и потрепанный сюртучишко на вострых плечах мужичка, и отсутствие всякого внимания к ни свет ни заря поднявшемуся барину. Нельзя было сказать, что Кирсанов стоял спиной к дороге и саду, оттого и оставался незаметным – Евгений сам себе готов был дать отсчет в том, что эту прямую, горделивую, заносчивую барскую и щегольскую спину он сам бы узнал за версту.
- Я сказал – вон, глядите на ваш пейзаж! – Базаров вдруг махнул рукой резко и широко, громко рассмеялся. – Вон, до чего доводят ваши пейзажи, ваши традиции и искусство!
Кирсанов оглянулся, и Евгений, словно бы охваченный в одно мгновение каким-то злобным и решительным порывом, в два шага оказался за его плечом, схватил, ни о чем не размышляя, Павла Петровича повыше локтей, стиснул пальцы и заговорил ему на ухо:
- Скажите вы, вот он читал ваших Пушкина или Шекспира? Вот он, - Кирсанов дернулся от него, но Евгений только дерзко усмехнулся, обдавая его щеку горячим дыханием, и почти прошипел, - locutusque french? Он, скажите, смотрит сейчас на пейзажи?
- Пустите меня, - ровно ответил Кирсанов, но в его голосе дрогнуло затаенное волнение, и Базаров только теснее привлек его к себе, с удовольствием каким-то безотчетным отмечая то, что сам был выше Павла Петровича на голову и шире в плечах, и пальцы его впивались в холодные плечи, согревая и удерживая, просто звериной хваткой, из которой хлипкому маленькому Кирсанову вырваться нечего было и думать. «Слишком красивый, такие сильными никогда не бывают,» - отметил про себя Евгений и вдруг почувствовал безотчетное и пугающее желание схватить этот пережиток общества перед собой за шкирку, как детеныша кошки какой-нибудь, или прикусить до крови покрасневшее от прохлады ухо, которое было в неисчислимой близости от его рта.
- Скажите, что вы можете сделать теперь для того, чтобы он жить начал? – с неожиданной и глухой хрипотой продолжил Базаров, пропустив мимо внимания слова Кирсанова, - Вы, старая гвардия… - с тихой ненавистью договорил он и как-то отчаянно прижался лицом к шее и тонко благоухающему воротничку Павла Петровича.
Плечи под его пальцами дрогнули, и Кирсанов со звенящей уже боязнью и тревогой повысил голос:
- Базаров, прекратите! Вы ведете себя…
- Не по-джентльменски? – криво усмехнулся Евгений и нарочно, еще гадая, чего сможет дождаться – страха или возмущения – прижался к Павлу Петровичу, грудью к спине, щекой к щеке, бедрами к обрисованным наверняка дорогой темной тканью бедрам.
- За вами будущее? – издевательски вопросил он и, брезгуя сам собою, вдруг приник раскрытыми губами ко впадинке за ухом Кирсанова, прошелся по ней языком раз, два, и голова закружилась от холодного и горьковатого аромата духов, ударившего от кожи, которой он мучительно коротко касался.
Тело в его руках дернулось судорожно, до слуха Евгения донесся приглушенно звук захлебнувшегося протеста – и Кирсанов обмяк в его захвате, вцепился подрагивающими, холодными и побелевшими пальцами в его руку, словно боялся не удержаться на ногах. Перед глазами у Базарова мелькнуло лишь одно-единственное, вечное для него-нигилиста «Отринь!» - и он отринул; прикусил замерзшую мочку уха Кирсанова, наблюдая за собой как бы со стороны – по-животному захотелось оставить на коже под своими прикосновениями больше влажных и красноватых следов, и все это говорило об одном – он прав, человек есть зверь, есть животное – и ничего больше. Только животное бы не сделало так – а Евгений приоткрытыми губами прошелся по острой кости челюсти, с удовольствием чувствуя, как от этого холодило кожу Павла Петровича, как слюна несмываемо оставалась вслед за его поцелуями.
- За нами будущее! – Кирсанов едва повернул лицо ему навстречу, и, прежде чем выдохнуть заветное, победное, в его красивые поддавшиеся губы, Базаров против воли, не устояв, на мгновение залюбовался им – жарким румянцем, смешным может быть, если бы сам Евгений не ощущал явственно на своем лице прилившую яростную кровь, прикрытыми глазами, чуть сведенными, почти страдальчески, бровями. – За нами!
И, положив на это все свои силы, Евгений отстранился, разом ощутив холодный воздух, хлынувший беспощадно между ним и Кирсановым. Красивая, но слабая фигура Павла Петровича чуть было не повалилась, лишившись опоры в виде Базарова, и тот торопливо, слишком остро для правды негодуя, подхватил его за талию и буквально усадил в кресло.
Некоторое время они молчали; Евгений не испытывал неловкости, только накатывали ежесекундно отголоски странных ощущений, и в конце концов он нашарил в кармане еще одну скрученную табачную трубочку и закурил, вдыхая глубоко, так, чтобы заполнить легкие до отказа. Кирсанов сидел, касаясь тонкими пальцами горящего лба и молчал, не открывая глаз. «Шальные поди,» - с торжествующим и неясным жарким чувством, мельком подумал Базаров.
- Даже если и так, - неожиданно промолвил Павел Петрович, и Евгений с неудовольствием и мигом возвратившимся раздражением уловил в его голосе усмешку, - даже если будущее и за вами, то без прошлого вы были бы слишком примитивны, чтобы однажды понять это.
Туман понемногу рассеивался, и солнце освещало Кирсанова все ярче, играя бликами с камешком запонки и серебряной цепочкой его часов; Базаров равнодушно пожал плечами, не глядя на собеседника, и рваным движением затушил окурок о перила, на которых еще совсем недавно блестела крупная и холодная роса, выпавшая за ночь.
- Но мы с вами еще об этом потолкуем…
- Всенепременно, Павел Петрович, обязательно поговорим.
черт, тысяча благодарностей, мне безумно понравилось, спасибо, спасибо, спасибо *_*
присоединяюсь к поздравлениям, Мишель Бестужев, спасибо, что творите и радуете нас
Disk D, благодарю, хотя какая стилизация может быть в такой неканонной ситуации *смеюсь* но если кто-то отмечает - значит есть оно!
диспенсер, спасибо.
ну а Мишаня - щито.. ему ж только самые лучшие фанфики выдавать на поздравления, я ведь прав. 8)
Не знаю, подписан ли автор еще на тред, но именно такого и хотелось, жаль только, что мало. Спасибо.
химия, однозначно, есть. концентрированная ) самому хотелось бы больше о них написать, но тогда не сложилось, а сейчас уже не занимаюсь литературными опытами ) надеюсь, что следующие поколения слэшеров не обойдут этот фандом стороной )