Я на самом деле не уверен, что записи Бориса Савинкова можно считать классикой, но литературой и даже русской - можно.
Решил выложить старый фик, ему точно больше 2 лет. Если что - удалю.
Название: Чай и бомбы.
Автор:
Бриллинг И. Ф. (кто разыщет под другим ником, то тоже я, всё честно)
Фандом: "Воспоминания террориста" Б. Савинкова
Жанр: слэш
Размер: драббл
и даже меньшеПейринг: Савинков/Вноровский
Рейтинг: PG-13, а то и G.
Предупреждения: смерть персонажа, POV, возможно, ООС, ангст, половину небольшого текста занимает кусок оригинального текста в кавычках.
И да, если кого сквикает - раньше я очень любил брать какой-то момент из книги и додумывать детали, фактически не придумывая новых сюжетов.читать дальше, 683 слова.Когда Вноровский пришёл обратно 26-го марта, я понял, что покушение в ближайшее время провалено. То ли Дубасов понял, что за ним следят, то ли попросту сменил маршрут. В любом случае план наш не работал, и надо было срочно его менять, имея весьма малое впечатление об истинном положении событий. Встревожены были все без исключения, и я собирался в самое ближайшее время съездить к Азефу, чтобы спросить его мнения о происходящем.
Между тем Вноровский, хотя и выглядел абсолютно измождённым, вёл себя спокойнее прочих. Это меня по-прежнему поражало. В покушении на Дубасова ему отводилась ключевая роль, и неудачные попытки лишь оттягивали неизбежный конец. Меня всегда тяготила неизвестность, не имея информации о положении дел, я начинал буквально сходить с ума, соответственно Вноровский удивлял меня тем более. Он был удивительно, поразительно, невообразимо спокоен. После нашего разговора о том, не устал ли он, я вдруг понял, что привязался к этому красивому и стойкому человеку. Это была самая непростительная ошибка в нашей работе. Это могло сбить работу всей организации и поставить под угрозу жизни всех её членов.
Я фактически возненавидел себя, Дубасова, остальных, которые не могли предоставить мне никаких сведений, Азефа, который находился в Гельсингфорсе, в то время как мы вынуждены были сидеть здесь. Я решил, что мне необходимо отдохнуть, что я просто устал и потому не могу совладать с собой, но я был не до конца откровенен с собою.
Вноровский сидел, чуть опустив плечи и глядя в окно. За окном была весна и ночь. Почти темно и почти тихо.
- Отчего же Вы не зажигаете свет? - поинтересовался я, подойдя, чтобы как-то завязать разговор.
- Не знаю...незачем, наверное. - неопределённо ответил тот, и я мгновенно представил ту тихую и грустную улыбку, с какой Борис Вноровский обычно со мной говорил.
- Чаю хотите?
- Да, пожалуй.
Я завозился, гремя посудой. Вноровский обернулся ко мне и продолжил:
- Видите, как у нас - дамы готовят бомбы, а мы с Вами - чай.
Я дёрнул плечом.
- Вы, Вноровский, умеете делать бомбы?
- Нет.
- Вот и я нет. Так что давайте ограничимся чаем.
Несколько позже он спросил у меня:
- Как Вы думаете, скоро?
- Не знаю, Борис. Не знаю. Может статься, что и никогда.
Вноровский вздохнул. Я видел, что он устал. Тут устанешь даже чисто физически, но его усталость была нервной. Проходить по скользкому тротуару с бомбой в руке, замёрзнуть за 2 часа и - вернуться обратно, чтобы на следующий раз повторить всё то же самое, не зная исхода.
Внезапно мне захотелось коснуться его. Я подошёл сзади и положил ладони Вноровскому на плечи. Я ненавидел себя, ощущая ткань одежды под пальцами и говоря в меру бесцветным голосом:
- Борис, идите спать. Вам это необходимо.
Он потёр переносицу и встал, сбрасывая мои руки.
- Да, и впрямь пора.
Мы пожелали друг другу доброй ночи и разошлись.
Борис Вноровский украл у судьбы ещё чуть меньше месяца.
"23 апреля 1906 года в городе Москве было совершено покушение на жизнь московского генерал-губернатора, генерал-адъютанта, вице-адмирала Дубасова. В первом часу дня, когда он вместе с сопровождавшим его корнетом Приморского драгунского полка гр[афом] Коновницыным подъезжал в коляске к генерал-губернаторскому дому на Тверской площади, какой-то человек в форме флотского офицера, пересекавший площадь по панели против дома, бросил в экипаж на расстоянии нескольких шагов конфетную, судя по внешнему виду, фунтовую коробку, обернутую в бумагу и перевязанную ленточкой. Упав под коляску, коробка произвела оглушительный взрыв, поднявший густое облако дыму и вызвавший настолько сильное сотрясение воздуха, что в соседних домах полопались стекла и осколками своими покрыли землю. Вице-адмирал Дубасов, упавший из разбитой силой взрыва коляски на мостовую, получил неопасные для жизни повреждения, гр[аф] Коновницын был убит. Кучер Птицын, сброшенный с козел, пострадал сравнительно легко, а также были легко ранены осколками жести несколько человек, находившихся близ генерал-губернаторского дома. Злоумышленник, бросивший разрывной снаряд, был найден лежащим на мостовой, около панели, с раздробленным черепом, без признаков жизни. Впоследствии выяснилось, что это был дворянин Борис Вноровский-Мищенко, 24 лет, вышедший в 1905 г. из числа студентов императорского московского университета".
Мне было известно, что в те часы, когда время тянулось мучительно медленно, Вноровский писал свою автобиографию, а я - я несколько раз перечитывал её после, а то и просто сидел, поглаживая бумагу пальцами. Я представлял себе горе его так нежно любимых родителей, но груза ответственности за его судьбу я не брал на себя, как и за судьбу каждого из пришедших. Каждый из нас давно сделал собственный выбор.