знаете, понимаете, можете себе представить, относительно так сказать, некоторым образом.
Фандом: Евгений Онегин/Горе от ума
Название: Vive la révolution
Пейринг: Онегин/Чацкий
Рейтинг: PG и маленький плюс
Жанр: роман
а идея,собственно,в чем. хотел же Пушкин отправить Онегина к революционерам? вот вам и пожалуйста.
читать дальшеАлександр Андреевич быстрым шагом вошел в гостиную и повел плечами, взглянув вокруг себя. Князь Н. давал по вечеру на неделе, и лица на этих светских встречах были все одни и те же – Чацкий наперечет их знал. От красивых женщин и петербургских франтов – впрочем, очень недурных по части моды – на него пахнуло теплом и запахом духов.
На появление нового гостя несколько человек повернули головы, и в их числе – необыкновенно нарядный молодой мужчина, беседовавший с кем-то, Александру неизвестным. Приятное лицо обернувшегося озарилось счастливой улыбкой, и Репетилов – а это был он – приветственно взмахнул рукой. Чацкий, как был в меховой накидке, с блестящим на плечах снегом, таявшим от тепла гостиной, направился в его сторону.
- Милый друг, неужели ты решил обрадовать нас своим присутствием на вечере? – Репетилов взял его, только подошедшего, за руку и нежно ее пожал.
- Право слово, если я начну сходить с ума, сообщу тебе, - Александр отнял у него руку и, нахмурившись, оглядев собравшихся в помещении, негромко спросил. – Что насчет встречи? Все ли будут?
- Как всегда, mon cher, мы люди ответственные…
Чацкий искоса быстро взглянул на Репетилова и вновь обратил внимательный взгляд на собравшихся гостей.
-… ах да, ты так внезапно пропал на несколько дней – я хочу представить тебе человека, который также желает присоединиться к нашему кружку. Познакомься.
Александр обернулся к незнакомому мужчине, с которым до его прихода беседовал Репетилов. Тот встретил его взгляд серьезно, но отчужденно, и без тени светского кокетства чуть склонился вперед.
- Евгений Онегин, - отрекомендовал он себя.
- Александр Чацкий. Приятно видеть на таком собрании, - Александр с усмешкой на губах окинул взглядом гостиную, - благоразумно равнодушного человека.
- Не язви, приятель, с первого же шагу, - рассмеялся Репетилов и заметил, обратясь к Евгению. – Я многое рассказывал об Александре Андреиче, да вижу, что описать его не имею возможности ровным счетом никакой.
- Тогда и не берись, - пожал плечами Чацкий. - А с приездом я, однако же, поторопился изрядно…
- Да-с, милый – будут еще танцы.
- Танцы? Как однообразны светские развлечения. Не буду даже и гадать о содержании столичных сплетен, которые изобретали здешние умы в мое отсутствие – они так же предсказуемы, как светские увеселения – а то и больше того докучны. Душно, Репетилов, у вас…
- Как и в Москве, - свободно прибавил Онегин, не глядя на Александра.
- Как и в любом другом светском обществе на свете – хоть в Европе, хоть в России, и разницы еще, пожалуй, долго не увидим, - Александр взмахнул рукой в досадливом жесте, и Евгений коротко усмехнулся, поглядев на нового знакомого с некоторым, наконец, вниманием.
- Да, это верно. Вы путешествовали по миру?
- А вам заметно знание вопроса? – Чацкий снял тяжелую накидку и бросил ее на стул рядом с собой.
- Скорее горячий энтузиазм, который знанием порождается. Хотя, конечно, не всегда, - прибавил Онегин ровно, но в его словах прозвучал точный и язвительный намек.
Впрочем, речь этого человека вообще звучала так спокойно и естественно, что Чацкий сразу ощутил ее как холодную воду в тепле гостиной.
- Да, я путешествовал… ума искал, как говорят; а по нынешним понятиям ум – цель слишком странная, а чаще того – попросту глупая. Выходит, ехал за умом, а вышел глупцом – и не скажешь, что абсурдно.
Онегин взглянул на Александра светлыми холодными глазами, и Чацкий ощутил впервые уважение к этому сдержанному, но несомненному уже для него уму.
- Если все те, кто ваши передовые общества составляют, люди такого же сознания, si cela est vrai, я никогда не пожалею о своем нынешнем приезде в Петербург, - Евгений улыбнулся краем губ и, кивнув Александру головою, неторопливым шагом отправился в танцевальную залу, куда уже направлялись и остальные гости.
- Ну что, мой милый, каков тебе революционер? – с довольной улыбкой вопросил Репетилов, когда Онегин скрылся за дверями гостиной.
- Таков, что я таких людей уже не ждал вокруг себя, - ответил Чацкий, досадуя на него про себя. – А что, рассказывал он о себе хоть что-нибудь?
- О нем слухи вперед рассказывают, - беспечно заметил Репетилов, и Александр слегка поморщился. – Какая- то дуэль, с убийством даже; любовь к московской замужней княгине; повеса, кажется, по молодости был, а потом и не знают, что случилось. Теперь его не то чтобы в столицах - в стране видят редко, а уж свет его только помнит, да не видит давно.
- Так… пусть приходит сегодня на собрание. Да ты ему о смысле этого всего рассказал? И с толком ли, не в обыкновенной своей манере?
- Честь по чести, сердечный друг. Да ним сегодня что-то странное – не танцует обыкновенно, а теперь пошел со всеми на мазурку. О нем и то говорят, что в светских науках ему равных в Москве не было…
Не интересуясь более беседой, Чацкий прошел в залу и остановился у дверей. Евгений Онегин уже шел по паркету в танце с какой-то дамой в красном платье и с обнаженными плечами. Изящный стан его в черном расточал сдержанность и некоторую лень привычного к свету человека. На лице не выступало даже румянца, словно Онегин и не танцевал вовсе, а неторопливо прогуливался.
“ Разве из нынешних светских – молод, красив и скучает ото всех вокруг,» - с досадой подумал Александр и прислонился к стене, разглядывая танцующего Евгения пристально до неприличия. Ему захотелось даже надеть очки, в которых он обыкновенно читал, чтобы взглянуть новому знакомому в лицо.
По окончании мазурки, Онегин, не коснувшись даже руки своей дамы и не раскланявшись галантно, отошел в сторону, присел в кресло и закинул ногу на ногу. Взгляд его, неторопливо обежавший всех присутствующих, на Чацком даже не задержался, и Евгений, вероятно, скучая, заиграл пальцами по резному подлокотнику.
Александр некоторое время еще смотрел на него, раздумывая, зачем этому человеку понадобилось вдруг войти в молодые революционные собрания. Вокруг Онегина раздавался иногда многозначительный шепот, а женщины, должно быть, поминутно ждали приглашения на танец – хотя Евгений словно бы всего этого не замечал. Чацкий подметил про себя с сарказмом, что подобный человек мог бы прекрасно провести жизнь и в столичных светских кругах.
- Mon ami, дорогой… там снаружи тебя дожидаются, - Репетилов появился, как из-под земли, с накидкой Чацкого на руке и заговорил ему на ухо, - сегодня только с Кавказа, ждут-с, в общем говоря…
- Ну брат, - Александр забрал у него плащ и взглянул быстро и с сомнением во внимательных глазах, - ну и товарища ты привел.
- Он так хотел с тобою завести знакомство! – пожал плечами Репетилов в недоумении.
Александр усмехнулся и у самых дверей повернул голову, но не встретил ответного взгляда Онегина, на который рассчитывал. Рядом с Евгением уже вился молодой повеса, сын какого-то графа – красавец, о котором ходили самые невероятные слухи, вплоть до того, что он соблазнял, и успешно, самого князя Н. Онегин спокойно принимал его совершенно двусмысленные улыбки и пустую болтовню.
Чацкий развернулся и вышел из залы с тяжелым сердцем. Впервые, как ему показалось, он встретил достойный ум в столичном блеске, но и тот оказывался только лишь пересыщенным, меланхоличным и язвительным светским обывателем.
***
- В Москве я каждый месяц бываю, а не разъезжал бы по всей России – и того бы чаще гостил. Но только что Москва в сравнении с одним хотя бы этим вечером!
- Да, это правда. Такого снега в Москве не бывает.
От высокого порога дома князя шла широкая укатанная дорога. Тяжелыми темно-синими хлопьями валил снег, и припозднившиеся повозки отъезжали восвояси.
- Какой вы находите нашу программу?
- Удачной, Александр Андреич, удачной – но и только. На удаче долго не продержаться, хотя ваш бесподобный энтузиазм меня поразил.
Онегин, опираясь на перила, поднес к губам бокал с шампанским, который держал покрасневшими от холода пальцами. Взгляд его беззлобно, но насмешливо блеснул, и Евгений опустил глаза, делая глоток вина.
- Я, по крайней мере, с окружением своим честен, - Чацкий взглянул на собеседника через плечо и снял замерзшие очки.
- На что вы намекаете? Я с вами едва ли не откровенен, а если и так, то лишь до поры личного разговора.
- Мне кажется весьма странным проводить время в том обществе, о котором имеешь невысокое мнение.
- Ах, вы об этом, - Евгений сдержанно усмехнулся. – Не более привычки – отдохнуть в пустом окружении куда как проще, чем, положим, рядом с вами или подобными вам. Ум порождает ответную работу ума, а глупость – только пустоту.
Чацкий повернулся к нему лицом и сложил ладони, явно пытаясь их согреть. На пороге они простояли уже с полчаса, сначала молча, затем в прохладном обмене фразами, а вскоре – за легкой и словно бы привычной беседой.
Александр запахнул плащ, сверкая крупными снежинками на меховом воротнике и темных волосах – Онегин уже не считал, в который раз за вечер сдерживал улыбку, которая обыкновенно редко его посещала.
- Вы правы; и сколько с ними ни спорь – пустота впереди и пустота по пройденному. А впрочем, я бы не сказал, что все потеряно.
- Пройдемте в дом, вы скоро инеем покроетесь, - Евгений сам стряхнул с своих волос снег и чуть отступил в сторону, давая Чацкому пройти к двери. – Я не прощу себе простуды главного революционера России.
- Не пейте холодного шампанского, Онегин, иначе вы свалитесь в горячке и не сможете танцевать на вечерах, - Александр чуть склонил голову набок, проходя мимо Евгения, и парировал негромко.
Онегин отметил про себя легкость брошенной насмешки, но не смог подавить в себе странного желания стряхнуть снег с волос Чацкого своей рукой.
Вечер у князя Н. пролетел до утра, и когда за окнами посветлело, засидевшиеся гости – несколько игроков в карты, по паре франтов и политиканов и прочие несколько человек – разъехались по домам, признав вечер несомненно удавшимся.
***
Первый вызов на дуэль состоялся спустя неделю после единодушного принятия Онегина в собрание передовых взглядов.
- Я прошу – нет, Онегин, я просто требую немедленного объяснения. Неужели ваш критичный, аналитический ум решил подвергнуть все планы крушению из-за пустяка?!
В кабинете Чацкого добрую четверть пространства занимал представительного вида стол из красного дерева. Евгений сам себе замечал то, что молодой человек с горящим взором, опирающийся напряженно на этот стол, выглядел и раздраженным, и удивленным одновременно.
- Пустяк, Александр? Вы должны уметь защищать свои мнения с оружием в руках, иначе грош цена вашим будущим реформам и переворотам.
- Стреляться из разности политических воззрений? Это уж бред.
- Да у вас горе от ума, - Евгений поморщился и шагнул к окну, за которым стоял петербургский день. – Под вашими восторженными идеями нет ровным счетом никакого разумного и трезвого фундамента. Я вас, право, научу, как революции строятся.
- Они не строятся, а случаются, - Онегин, не оборачиваясь, по звуку выдвигающегося ящика стола угадал, что ему будет предоставлена какая-то бумага.
- Вы заблуждаетесь, Александр, и ваша горячность меня настораживает. Она хороша везде, кроме как в политической борьбе.
Сзади на Онегина накатила теплая волна, и он обернулся, встретил серьезный взгляд из-за блестящих стекол очков.
- Завтра вы едете на вечер в К***. Можете стреляться, Онегин, сколько будет угодно вашей душе, но если вы будете ранены или убиты… вы подведете общее дело, - Чацкий привычным, как уже знал Евгений, жестом сложил руки на груди, передав ему сложенную бумагу. – Очевидно, и вам ли не понять, что наше отделение без вас пойдет не по верному пути, и упускать вас – а тем больше на подобных пустяках – мы не можем.
Онегин отложил бумагу и скользнул непроницаемым взглядом по собеседнику:
- Уже сегодня уезжаете?
- Да, сегодня, и более, чем в прошлый раз, буду отсутствовать. И я хочу полагаться на вас во всем.
- Скажите, Александр, что бы вы сделали, если бы меня убили на дуэли?
Чацкий повел плечом, словно выражал очевидное:
- Я бы вас прямо сейчас и здесь пристрелил своей рукой с той выгодой, что узнал от вас напоследок, что вы обо мне думаете. А впрочем, с вас станется на самом деле угодить под пулю.
Александр взмахнул рукой, не глядя на Онегина, и вернулся к столу, склонился, перебирая какие-то листы бумаг. Евгений неторопливо заложил приглашение на вечер во внутренний карман жилета и подошел к Чацкому.
- Vive la révolution, - бросил он, как мог проникновенно, и положил руку на плечо Александра под тяжелой черной тканью сюртука.
- Vive la, - ответил Чацкий, оторвавшись от бумаг, и обернулся, окатив Евгения насмешливым взглядом. – Идите, Онегин, отдыхайте – вам сегодня предстоит отплясывать за двоих в самом приятном обществе.
- Жестокость вам не к лицу совершенно, mon bel ami, - ровно заметил Евгений, нарочно и впервые употребив любимое свое французское обращение.
Александр снял очки и, слегка нахмурясь, будто бы не вполне понимая, заметил:
- Жестокость, как вы изволили это назвать, лишь порождение ума. Вам ли за нее осуждать! – Чацкий сдержался под светлым и издевательски-спокойным взглядом, хотя и было видно, что с трудом. – Я вас также попрошу не пить ледяного вина и не играть с красивыми женщинами, а также мужчинами.
- Отчего такие узкие рамки? – Онегин приподнял бровь, изображая удивление.
- От некоторых вещей вы слишком быстро теряете здравомыслие, хотя это и не мешает вам держать обычную холодность.
Чацкий вновь занялся бумагами, чуть ссутулившись над столом, лопатки на широкой его спине обтянулись черной одеждой. Евгений едва заметно провел пальцами по рукаву своего костюма и нашел, что ощущение грубой ткани нравилось ему больше.
- Au revoir, - слишком ровно попрощался он и вышел из кабинета.
***
Вкривь и вкось пляшущий почерк взволновал Онегина куда больше, чем известие о ранении Чацкого.
Ни одна неделя более не оставляла их в покое. На третий день после отъезда Александра – когда дуэль разрешилась для Евгения царапиной на плече, а для его соперника унизительной попятной - Репетилов на перекладных прилетел в Петербург. Онегин не успел даже удивиться тому, что Чацкий направил товарища к нему, когда Репетилов выразительной скороговоркой, с беспрестанными «да-с», «вот-с» и «мой милый друг Александр Андреич» рассказал ему о случившемся.
Нападение, шальная, но «счастливая» пуля – и за то спасибо, что в руку, а не под сердце – и подмосковное поместье одного из революционеров. Чацкий, вероятно левой рукой, но самолично набросал Евгению записку о необходимости приезжать немедля. Спустя четверть часа после приезда Репетилова, Онегин все на тех же перекладных, взмыленных и горячих на морозе лошадях гнал к Москве.
Александра он застал одного, в небольшой комнате, стоящего у окна с рукой на перевязи.
- Онегин, вы?
Чацкий, вероятно, заслышав твердые шаги еще далеко за дверью, шагнул навстречу входящему Евгению. Взгляд его не скрывал волнения, впрочем, без следа болезненности.
- Как видите, я еще жив и более того – невредим, - Онегин без приветствия бросил внимательный взор на Александра и притворил дверь. – А вы, однако же, горазды поучать, о себе не думая.
Внизу, в гостиной собрались несколько человек, и Репетилов среди них, так что Евгению пришлось понизить голос, чтобы не сделать разговор достоянием всех товарищей по кругу. Собственный неестественно спокойный и тихий голос был ему неприятен.
- Поверьте, я не сам под пулю лез, - отрезал Чацкий, блеснув глазами. – И ваши выговоры, Онегин, здесь неуместны совершенно…
- Excusez moi, я не желал бы однажды примчаться к безжизненному телу.
Александр, не уловив привычной насмешки в голосе Евгения, невольным жестом потер пальцами переносицу:
- Революционеры долго не живут.
Онегин подошел к нему ближе и взял за левую руку, заставляя встретить свой внимательный взгляд. От Евгения еще тянуло холодом, и он с удовольствием ощутил знакомое уже тепло от присутствия Александра.
- Вы меня звали – что ж, я здесь. Я знаю, что вы не стали бы вызывать меня по пустяковому делу, mon cher; говорите же.
- Завтра состоится встреча с московским крылом общества, - заговорил Чацкий, не отнимая руки у Евгения, опустив взгляд, словно бы в задумчивости. – Мы, конечно, пропустить ее не в праве. Я мог бы отправить Репетилова и положиться на него вполне – он простодушен, но не глуп до последней крайности. И все же…
- Смею надеяться, что танцевать мне больше не придется, - с сарказмом заметил Онегин, слабо поглаживая пальцами ладонь Александра.
- Радуйтесь, Евгений – это совершенно серьезное мероприятие, иначе, в чем вы правы, я не потревожил бы вас, вызвав из Петербурга.
Чацкий привычным движением, выражавшим какую-то неопределенность чувств, повел правым плечом и тут же вздрогнул от боли. Онегин заметил это лишь потому что продолжал касаться его руки. Евгений на мгновение прикрыл глаза, будто сам с собою на что-то решаясь, и вновь взглянул на Александра; положил ладонь на его шею, закрытую воротником костюма – чуть повыше правого плеча – и коротко коснулся губами до губ Чацкого. Тот не дернулся ни вперед, ни назад, только неожиданно расслабился и сжал своей рукой ладонь Евгения.
- Vive la révolution, - почти неслышно, не узнавая своего голоса повторил Онегин, отстранившись и поймав темный взгляд Александра.
- Vive la, - Чацкий отвел его руку со своего плеча и прямо ответив на требовательный взгляд. – Я думал, что вы не приедете. Но, раз выходит так, что я ошибся, все должно разрешиться благополучно с вашей помощью.
Почему-то не имея сил сдержаться, Александр вздохнул, и Евгений, истолковав верно этот вздох, вновь поцеловал его – чуть дольше, чем в первый раз.
- Я привез вам известие о новых участниках общества, их двое, сыновья помещика из К***.
- Вы их соблазнили?
- Возможно, - Онегин усмехнулся легко, так что Александр впервые увидел его изогнутые губы так близко, - широтой идей и вашим именем.
***
Репетилов, стоя в окружении нескольких молодых единомышленников и ежась от недавнего холода, с неподдельным удивлением воскликнул:
- Да о чем же, право, можно так долго вести беседу наедине?!
В ответ ему наверху хлопнула дверь и на лестнице зазвучали почти в унисон шаги Онегина и Чацкого.
- О революции, милый друг, - убежденно кивнув головой, негромко ответил молодой человек по левую руку от Репетилова. – Только о революции.
Название: Vive la révolution
Пейринг: Онегин/Чацкий
Рейтинг: PG и маленький плюс
Жанр: роман
а идея,собственно,в чем. хотел же Пушкин отправить Онегина к революционерам? вот вам и пожалуйста.
читать дальшеАлександр Андреевич быстрым шагом вошел в гостиную и повел плечами, взглянув вокруг себя. Князь Н. давал по вечеру на неделе, и лица на этих светских встречах были все одни и те же – Чацкий наперечет их знал. От красивых женщин и петербургских франтов – впрочем, очень недурных по части моды – на него пахнуло теплом и запахом духов.
На появление нового гостя несколько человек повернули головы, и в их числе – необыкновенно нарядный молодой мужчина, беседовавший с кем-то, Александру неизвестным. Приятное лицо обернувшегося озарилось счастливой улыбкой, и Репетилов – а это был он – приветственно взмахнул рукой. Чацкий, как был в меховой накидке, с блестящим на плечах снегом, таявшим от тепла гостиной, направился в его сторону.
- Милый друг, неужели ты решил обрадовать нас своим присутствием на вечере? – Репетилов взял его, только подошедшего, за руку и нежно ее пожал.
- Право слово, если я начну сходить с ума, сообщу тебе, - Александр отнял у него руку и, нахмурившись, оглядев собравшихся в помещении, негромко спросил. – Что насчет встречи? Все ли будут?
- Как всегда, mon cher, мы люди ответственные…
Чацкий искоса быстро взглянул на Репетилова и вновь обратил внимательный взгляд на собравшихся гостей.
-… ах да, ты так внезапно пропал на несколько дней – я хочу представить тебе человека, который также желает присоединиться к нашему кружку. Познакомься.
Александр обернулся к незнакомому мужчине, с которым до его прихода беседовал Репетилов. Тот встретил его взгляд серьезно, но отчужденно, и без тени светского кокетства чуть склонился вперед.
- Евгений Онегин, - отрекомендовал он себя.
- Александр Чацкий. Приятно видеть на таком собрании, - Александр с усмешкой на губах окинул взглядом гостиную, - благоразумно равнодушного человека.
- Не язви, приятель, с первого же шагу, - рассмеялся Репетилов и заметил, обратясь к Евгению. – Я многое рассказывал об Александре Андреиче, да вижу, что описать его не имею возможности ровным счетом никакой.
- Тогда и не берись, - пожал плечами Чацкий. - А с приездом я, однако же, поторопился изрядно…
- Да-с, милый – будут еще танцы.
- Танцы? Как однообразны светские развлечения. Не буду даже и гадать о содержании столичных сплетен, которые изобретали здешние умы в мое отсутствие – они так же предсказуемы, как светские увеселения – а то и больше того докучны. Душно, Репетилов, у вас…
- Как и в Москве, - свободно прибавил Онегин, не глядя на Александра.
- Как и в любом другом светском обществе на свете – хоть в Европе, хоть в России, и разницы еще, пожалуй, долго не увидим, - Александр взмахнул рукой в досадливом жесте, и Евгений коротко усмехнулся, поглядев на нового знакомого с некоторым, наконец, вниманием.
- Да, это верно. Вы путешествовали по миру?
- А вам заметно знание вопроса? – Чацкий снял тяжелую накидку и бросил ее на стул рядом с собой.
- Скорее горячий энтузиазм, который знанием порождается. Хотя, конечно, не всегда, - прибавил Онегин ровно, но в его словах прозвучал точный и язвительный намек.
Впрочем, речь этого человека вообще звучала так спокойно и естественно, что Чацкий сразу ощутил ее как холодную воду в тепле гостиной.
- Да, я путешествовал… ума искал, как говорят; а по нынешним понятиям ум – цель слишком странная, а чаще того – попросту глупая. Выходит, ехал за умом, а вышел глупцом – и не скажешь, что абсурдно.
Онегин взглянул на Александра светлыми холодными глазами, и Чацкий ощутил впервые уважение к этому сдержанному, но несомненному уже для него уму.
- Если все те, кто ваши передовые общества составляют, люди такого же сознания, si cela est vrai, я никогда не пожалею о своем нынешнем приезде в Петербург, - Евгений улыбнулся краем губ и, кивнув Александру головою, неторопливым шагом отправился в танцевальную залу, куда уже направлялись и остальные гости.
- Ну что, мой милый, каков тебе революционер? – с довольной улыбкой вопросил Репетилов, когда Онегин скрылся за дверями гостиной.
- Таков, что я таких людей уже не ждал вокруг себя, - ответил Чацкий, досадуя на него про себя. – А что, рассказывал он о себе хоть что-нибудь?
- О нем слухи вперед рассказывают, - беспечно заметил Репетилов, и Александр слегка поморщился. – Какая- то дуэль, с убийством даже; любовь к московской замужней княгине; повеса, кажется, по молодости был, а потом и не знают, что случилось. Теперь его не то чтобы в столицах - в стране видят редко, а уж свет его только помнит, да не видит давно.
- Так… пусть приходит сегодня на собрание. Да ты ему о смысле этого всего рассказал? И с толком ли, не в обыкновенной своей манере?
- Честь по чести, сердечный друг. Да ним сегодня что-то странное – не танцует обыкновенно, а теперь пошел со всеми на мазурку. О нем и то говорят, что в светских науках ему равных в Москве не было…
Не интересуясь более беседой, Чацкий прошел в залу и остановился у дверей. Евгений Онегин уже шел по паркету в танце с какой-то дамой в красном платье и с обнаженными плечами. Изящный стан его в черном расточал сдержанность и некоторую лень привычного к свету человека. На лице не выступало даже румянца, словно Онегин и не танцевал вовсе, а неторопливо прогуливался.
“ Разве из нынешних светских – молод, красив и скучает ото всех вокруг,» - с досадой подумал Александр и прислонился к стене, разглядывая танцующего Евгения пристально до неприличия. Ему захотелось даже надеть очки, в которых он обыкновенно читал, чтобы взглянуть новому знакомому в лицо.
По окончании мазурки, Онегин, не коснувшись даже руки своей дамы и не раскланявшись галантно, отошел в сторону, присел в кресло и закинул ногу на ногу. Взгляд его, неторопливо обежавший всех присутствующих, на Чацком даже не задержался, и Евгений, вероятно, скучая, заиграл пальцами по резному подлокотнику.
Александр некоторое время еще смотрел на него, раздумывая, зачем этому человеку понадобилось вдруг войти в молодые революционные собрания. Вокруг Онегина раздавался иногда многозначительный шепот, а женщины, должно быть, поминутно ждали приглашения на танец – хотя Евгений словно бы всего этого не замечал. Чацкий подметил про себя с сарказмом, что подобный человек мог бы прекрасно провести жизнь и в столичных светских кругах.
- Mon ami, дорогой… там снаружи тебя дожидаются, - Репетилов появился, как из-под земли, с накидкой Чацкого на руке и заговорил ему на ухо, - сегодня только с Кавказа, ждут-с, в общем говоря…
- Ну брат, - Александр забрал у него плащ и взглянул быстро и с сомнением во внимательных глазах, - ну и товарища ты привел.
- Он так хотел с тобою завести знакомство! – пожал плечами Репетилов в недоумении.
Александр усмехнулся и у самых дверей повернул голову, но не встретил ответного взгляда Онегина, на который рассчитывал. Рядом с Евгением уже вился молодой повеса, сын какого-то графа – красавец, о котором ходили самые невероятные слухи, вплоть до того, что он соблазнял, и успешно, самого князя Н. Онегин спокойно принимал его совершенно двусмысленные улыбки и пустую болтовню.
Чацкий развернулся и вышел из залы с тяжелым сердцем. Впервые, как ему показалось, он встретил достойный ум в столичном блеске, но и тот оказывался только лишь пересыщенным, меланхоличным и язвительным светским обывателем.
***
- В Москве я каждый месяц бываю, а не разъезжал бы по всей России – и того бы чаще гостил. Но только что Москва в сравнении с одним хотя бы этим вечером!
- Да, это правда. Такого снега в Москве не бывает.
От высокого порога дома князя шла широкая укатанная дорога. Тяжелыми темно-синими хлопьями валил снег, и припозднившиеся повозки отъезжали восвояси.
- Какой вы находите нашу программу?
- Удачной, Александр Андреич, удачной – но и только. На удаче долго не продержаться, хотя ваш бесподобный энтузиазм меня поразил.
Онегин, опираясь на перила, поднес к губам бокал с шампанским, который держал покрасневшими от холода пальцами. Взгляд его беззлобно, но насмешливо блеснул, и Евгений опустил глаза, делая глоток вина.
- Я, по крайней мере, с окружением своим честен, - Чацкий взглянул на собеседника через плечо и снял замерзшие очки.
- На что вы намекаете? Я с вами едва ли не откровенен, а если и так, то лишь до поры личного разговора.
- Мне кажется весьма странным проводить время в том обществе, о котором имеешь невысокое мнение.
- Ах, вы об этом, - Евгений сдержанно усмехнулся. – Не более привычки – отдохнуть в пустом окружении куда как проще, чем, положим, рядом с вами или подобными вам. Ум порождает ответную работу ума, а глупость – только пустоту.
Чацкий повернулся к нему лицом и сложил ладони, явно пытаясь их согреть. На пороге они простояли уже с полчаса, сначала молча, затем в прохладном обмене фразами, а вскоре – за легкой и словно бы привычной беседой.
Александр запахнул плащ, сверкая крупными снежинками на меховом воротнике и темных волосах – Онегин уже не считал, в который раз за вечер сдерживал улыбку, которая обыкновенно редко его посещала.
- Вы правы; и сколько с ними ни спорь – пустота впереди и пустота по пройденному. А впрочем, я бы не сказал, что все потеряно.
- Пройдемте в дом, вы скоро инеем покроетесь, - Евгений сам стряхнул с своих волос снег и чуть отступил в сторону, давая Чацкому пройти к двери. – Я не прощу себе простуды главного революционера России.
- Не пейте холодного шампанского, Онегин, иначе вы свалитесь в горячке и не сможете танцевать на вечерах, - Александр чуть склонил голову набок, проходя мимо Евгения, и парировал негромко.
Онегин отметил про себя легкость брошенной насмешки, но не смог подавить в себе странного желания стряхнуть снег с волос Чацкого своей рукой.
Вечер у князя Н. пролетел до утра, и когда за окнами посветлело, засидевшиеся гости – несколько игроков в карты, по паре франтов и политиканов и прочие несколько человек – разъехались по домам, признав вечер несомненно удавшимся.
***
Первый вызов на дуэль состоялся спустя неделю после единодушного принятия Онегина в собрание передовых взглядов.
- Я прошу – нет, Онегин, я просто требую немедленного объяснения. Неужели ваш критичный, аналитический ум решил подвергнуть все планы крушению из-за пустяка?!
В кабинете Чацкого добрую четверть пространства занимал представительного вида стол из красного дерева. Евгений сам себе замечал то, что молодой человек с горящим взором, опирающийся напряженно на этот стол, выглядел и раздраженным, и удивленным одновременно.
- Пустяк, Александр? Вы должны уметь защищать свои мнения с оружием в руках, иначе грош цена вашим будущим реформам и переворотам.
- Стреляться из разности политических воззрений? Это уж бред.
- Да у вас горе от ума, - Евгений поморщился и шагнул к окну, за которым стоял петербургский день. – Под вашими восторженными идеями нет ровным счетом никакого разумного и трезвого фундамента. Я вас, право, научу, как революции строятся.
- Они не строятся, а случаются, - Онегин, не оборачиваясь, по звуку выдвигающегося ящика стола угадал, что ему будет предоставлена какая-то бумага.
- Вы заблуждаетесь, Александр, и ваша горячность меня настораживает. Она хороша везде, кроме как в политической борьбе.
Сзади на Онегина накатила теплая волна, и он обернулся, встретил серьезный взгляд из-за блестящих стекол очков.
- Завтра вы едете на вечер в К***. Можете стреляться, Онегин, сколько будет угодно вашей душе, но если вы будете ранены или убиты… вы подведете общее дело, - Чацкий привычным, как уже знал Евгений, жестом сложил руки на груди, передав ему сложенную бумагу. – Очевидно, и вам ли не понять, что наше отделение без вас пойдет не по верному пути, и упускать вас – а тем больше на подобных пустяках – мы не можем.
Онегин отложил бумагу и скользнул непроницаемым взглядом по собеседнику:
- Уже сегодня уезжаете?
- Да, сегодня, и более, чем в прошлый раз, буду отсутствовать. И я хочу полагаться на вас во всем.
- Скажите, Александр, что бы вы сделали, если бы меня убили на дуэли?
Чацкий повел плечом, словно выражал очевидное:
- Я бы вас прямо сейчас и здесь пристрелил своей рукой с той выгодой, что узнал от вас напоследок, что вы обо мне думаете. А впрочем, с вас станется на самом деле угодить под пулю.
Александр взмахнул рукой, не глядя на Онегина, и вернулся к столу, склонился, перебирая какие-то листы бумаг. Евгений неторопливо заложил приглашение на вечер во внутренний карман жилета и подошел к Чацкому.
- Vive la révolution, - бросил он, как мог проникновенно, и положил руку на плечо Александра под тяжелой черной тканью сюртука.
- Vive la, - ответил Чацкий, оторвавшись от бумаг, и обернулся, окатив Евгения насмешливым взглядом. – Идите, Онегин, отдыхайте – вам сегодня предстоит отплясывать за двоих в самом приятном обществе.
- Жестокость вам не к лицу совершенно, mon bel ami, - ровно заметил Евгений, нарочно и впервые употребив любимое свое французское обращение.
Александр снял очки и, слегка нахмурясь, будто бы не вполне понимая, заметил:
- Жестокость, как вы изволили это назвать, лишь порождение ума. Вам ли за нее осуждать! – Чацкий сдержался под светлым и издевательски-спокойным взглядом, хотя и было видно, что с трудом. – Я вас также попрошу не пить ледяного вина и не играть с красивыми женщинами, а также мужчинами.
- Отчего такие узкие рамки? – Онегин приподнял бровь, изображая удивление.
- От некоторых вещей вы слишком быстро теряете здравомыслие, хотя это и не мешает вам держать обычную холодность.
Чацкий вновь занялся бумагами, чуть ссутулившись над столом, лопатки на широкой его спине обтянулись черной одеждой. Евгений едва заметно провел пальцами по рукаву своего костюма и нашел, что ощущение грубой ткани нравилось ему больше.
- Au revoir, - слишком ровно попрощался он и вышел из кабинета.
***
Вкривь и вкось пляшущий почерк взволновал Онегина куда больше, чем известие о ранении Чацкого.
Ни одна неделя более не оставляла их в покое. На третий день после отъезда Александра – когда дуэль разрешилась для Евгения царапиной на плече, а для его соперника унизительной попятной - Репетилов на перекладных прилетел в Петербург. Онегин не успел даже удивиться тому, что Чацкий направил товарища к нему, когда Репетилов выразительной скороговоркой, с беспрестанными «да-с», «вот-с» и «мой милый друг Александр Андреич» рассказал ему о случившемся.
Нападение, шальная, но «счастливая» пуля – и за то спасибо, что в руку, а не под сердце – и подмосковное поместье одного из революционеров. Чацкий, вероятно левой рукой, но самолично набросал Евгению записку о необходимости приезжать немедля. Спустя четверть часа после приезда Репетилова, Онегин все на тех же перекладных, взмыленных и горячих на морозе лошадях гнал к Москве.
Александра он застал одного, в небольшой комнате, стоящего у окна с рукой на перевязи.
- Онегин, вы?
Чацкий, вероятно, заслышав твердые шаги еще далеко за дверью, шагнул навстречу входящему Евгению. Взгляд его не скрывал волнения, впрочем, без следа болезненности.
- Как видите, я еще жив и более того – невредим, - Онегин без приветствия бросил внимательный взор на Александра и притворил дверь. – А вы, однако же, горазды поучать, о себе не думая.
Внизу, в гостиной собрались несколько человек, и Репетилов среди них, так что Евгению пришлось понизить голос, чтобы не сделать разговор достоянием всех товарищей по кругу. Собственный неестественно спокойный и тихий голос был ему неприятен.
- Поверьте, я не сам под пулю лез, - отрезал Чацкий, блеснув глазами. – И ваши выговоры, Онегин, здесь неуместны совершенно…
- Excusez moi, я не желал бы однажды примчаться к безжизненному телу.
Александр, не уловив привычной насмешки в голосе Евгения, невольным жестом потер пальцами переносицу:
- Революционеры долго не живут.
Онегин подошел к нему ближе и взял за левую руку, заставляя встретить свой внимательный взгляд. От Евгения еще тянуло холодом, и он с удовольствием ощутил знакомое уже тепло от присутствия Александра.
- Вы меня звали – что ж, я здесь. Я знаю, что вы не стали бы вызывать меня по пустяковому делу, mon cher; говорите же.
- Завтра состоится встреча с московским крылом общества, - заговорил Чацкий, не отнимая руки у Евгения, опустив взгляд, словно бы в задумчивости. – Мы, конечно, пропустить ее не в праве. Я мог бы отправить Репетилова и положиться на него вполне – он простодушен, но не глуп до последней крайности. И все же…
- Смею надеяться, что танцевать мне больше не придется, - с сарказмом заметил Онегин, слабо поглаживая пальцами ладонь Александра.
- Радуйтесь, Евгений – это совершенно серьезное мероприятие, иначе, в чем вы правы, я не потревожил бы вас, вызвав из Петербурга.
Чацкий привычным движением, выражавшим какую-то неопределенность чувств, повел правым плечом и тут же вздрогнул от боли. Онегин заметил это лишь потому что продолжал касаться его руки. Евгений на мгновение прикрыл глаза, будто сам с собою на что-то решаясь, и вновь взглянул на Александра; положил ладонь на его шею, закрытую воротником костюма – чуть повыше правого плеча – и коротко коснулся губами до губ Чацкого. Тот не дернулся ни вперед, ни назад, только неожиданно расслабился и сжал своей рукой ладонь Евгения.
- Vive la révolution, - почти неслышно, не узнавая своего голоса повторил Онегин, отстранившись и поймав темный взгляд Александра.
- Vive la, - Чацкий отвел его руку со своего плеча и прямо ответив на требовательный взгляд. – Я думал, что вы не приедете. Но, раз выходит так, что я ошибся, все должно разрешиться благополучно с вашей помощью.
Почему-то не имея сил сдержаться, Александр вздохнул, и Евгений, истолковав верно этот вздох, вновь поцеловал его – чуть дольше, чем в первый раз.
- Я привез вам известие о новых участниках общества, их двое, сыновья помещика из К***.
- Вы их соблазнили?
- Возможно, - Онегин усмехнулся легко, так что Александр впервые увидел его изогнутые губы так близко, - широтой идей и вашим именем.
***
Репетилов, стоя в окружении нескольких молодых единомышленников и ежась от недавнего холода, с неподдельным удивлением воскликнул:
- Да о чем же, право, можно так долго вести беседу наедине?!
В ответ ему наверху хлопнула дверь и на лестнице зазвучали почти в унисон шаги Онегина и Чацкого.
- О революции, милый друг, - убежденно кивнув головой, негромко ответил молодой человек по левую руку от Репетилова. – Только о революции.
@темы: Пушкин А. С.: "Евгений Онегин", Грибоедов А. С.: "Горе от ума", фанфикшн
Только представление о движении декабристов у Вас, как бы это сказать... слегка неординарное.
это еще,слава богу,не оно. не читал о декабристах и не знаю толком,что и как.
только лишь зарождение революционных настроений у молодежи (относительной)
Браво вам и спасибо)
вот этот пейринг я бы шипперила с удовольствием