[russian-classic]

Название: Не дуэлист, а доктор.
Фандом: Русская классическая литература ("Отцы и дети")
Пейринг: Евгений Базаров/Павел Петрович Кирсанов
Рейтинг: R
Жанр: хз, легкая драма, наверное.
Примечание: зарисовка по мотивам одной цитаты из романа. В тексте цитата выделена курсивом. Ах да, и у Тургенева пуля проходит насквозь, тут же (в целях слэша ) она насквозь не проходит.
Ах да, и автор нихуя не знает про XIX век, роман читал весьма примерно, так что за любые неточности прошу простить.


- Теперь я уже не дуэлист, а доктор, и прежде всего должен осмотреть вашу рану. Пётр! поди сюда, Пётр! куда ты спрятался?

- Оставьте, Евгений Васильич, оставьте, - отмахнулся Кирсанов, щурясь от солнца и не глядя на опустившегося перед ним противника.

Базаров осматривал рану с той невозмутимой сосредоточенностью, с которой он обычно резал лягушек, и Павлу Петровичу стало неудобно, его охватила противная, липкая неприязнь, и он заёрзал, пытаясь уклониться от чужих рук. Базаров немедленно придержал его за обтянутое франтовскими панталонами бедро и поглядел на него с укором, словно на капризного ребёнка:

- Нет уж, позвольте.

- Конечно, вы доктор и должны осмотреть мою рану, - повторил с несвойственной ему сосредоточенностью Павел Петрович, успокаиваясь, однако, и позволяя Базарову продолжить.

Когд Базаров убрал руку с бедра, ища что-то в карманах своего балахона, Павел Петрович к собственному удивлению обнаружил, что большая и теплая базаровская ладонь оказывает на него воздействие, близкое к умиротворяющему, и без её прикосновения к Кирсанову возвращается холодное зудящее ощущение неуютности.
В кармане Базарова обнаружился платок, который тот, должно быть, носил с собой исключительно ради подобный оказий (ибо Павел Петрович справедливо полагал, что отрицающий принсипы Базаров вряд ли сделает исключение для принсипа джентльменского ношения платка); в нем было завернуто несколько инструментов.

- Вы тяжело дышите.

- Вы собираетесь вытаскивать из меня пулю, безо всякого эфира, без дезинфекции...

- Полевые условия, - усмехнулся Базаров.

- ...и вы прикажете мне de ne pas respirer fort? - продолжил Павел Петрович, распаляясь и не замечая этого.

- Приказать не прикажу, но посудите сами — что толку от вашего тяжелого дыханья? От этого процедура не станет приятнее ни для вас, ни для меня.

- Но...Можно ли сделать что-нибудь, чтобы она была...менее неприятной? Est'ce que c'est possible? - спросил Павел Петрович, внезапно испугавшийся мысли об усилении боли.

- Увольте, английскую поэзию я вам читать не буду, - произнес Базаров, с пинцетом в руке склоняясь над раной.

- Непозволительно острый язык — это, я так понимаю, trait de caractère всех нигилистов?

- Увы, как это ни печально, я один из немногих, кому он свойственен. А теперь успокойтесь же, ради бога, иначе останетесь с пулей в ляжке, - и Базаров вновь положил руку на кирсановское бедро, решая, как лучше подобраться к пуле.

Павел Петрович притих и закрыл глаза, тепло ладони к этому более чем располагало.

- Продолжайте в том же духе, - послышался над ним сухой голос Базарова.

Кирсанов вздохнул и распахнул глаза, когда жесткие пальцы вдруг принялись поглаживать его бедро. Он хотел было возразить, но Базаров с настолько выразительным врачебным убеждением сказал "Тсс!", не поднимая глаз от раны, что Павел Петрович послушался и не произнёс ничего, кроме удивленного "Ах!", когда тепло руки переместилось с бедра на пах и поглаживание продолжилось с двойным усердием.
По неизвестной даже ему самому причине Павел Петрович не возразил и тогда, когда пальцы, отвлекшись от предыдущего занятия, расстегнули мелкие перламутровые пуговицы на его панталонах и коснулись плоти, уже разгоряченной и жаждущей прикосновений.

Базаров трогал его с механической, выверенной точностью, но Павел Петрович в охватившем его жаре не мог этого заметить, дрожа и толкаясь в чужую руку хаотично, чем чуть не спровоцировал, сам того не зная, язвительную ремарку от Базарова. Но до подобных мелочей Кирсанову, конечно, не было сейчас никакого дела, как и до того, что франтовские панталоны будут безнадежно испорчены, до того что он позволяет себя ласкать человеку, которого более всех на свете презирает, и до боли, вновь пронзившей его ляжку, потому что наслаждение обволокло его сладкой пеленой, и он глухо застонал, изливаясь в чужую ладонь.

- Вот, - изрек Базаров, как ни в чем не бывало поднося к затуманенному взору Кирсанова пинцет со свинцовой пулей.

- И вы со всеми пациентами...вот так?

- Только с теми, у которых страх может пересилить здравый смысл, - ответил Базаров, вытирая руку платком и убирая пинцет и пулю в карман балахона, - а, вон и Пётр идет. Рану я забинтую, а вам следует застегнуться.

Кирсанов густо покраснел и потянулся к пуговицам.

- Не стыдитесь. Впрочем, эту дурную привычку вы из себя вряд ли выживете, - перевязав ранение, Базаров встал и небрежно отряхнул свой балахон. - Пётр, ступай за водой!

FIN