Звездной короной увенчаю тебя...
Автор: Лоринга
Фэндом: Лермонтов М.Ю. «Демон»
Персонажи: демон/Тамара
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Романтика, Мистика, AU
Часть 1
Часть 1
Тускло светила лампада, бросая неверный свет на коленопреклоненного демона, держащего тонкие девичьи руки в своих. Он шептал слова любви, негромко и страстно, так, что они доходили до самого сердца, не ведавшего раньше чувств подобной силы, боящегося их и тянущегося к ним, неизведанным и сладким, запретным и таким естественным…
Он шептал, глядя ей в глаза, сжимая хрупкие белые запястья, на которых давно уже не звенели браслеты. Он обещал сорвать с неба звездную корону и увенчать ею голову княжны. Он обещал достать со дна моря самый крупный жемчуг и вплести ей в косы. Он обещал подарить ей весь мир, обучить всей мудрости земли, обещал любить ее вечно, пока стоит небесная твердь, пока нерушима Преисподняя. И она, не желая того, верила, верила, что так он и сделает: и увенчает, и добудет, и подарит…
Бурным потоком лились горячие слова из сожженного злобой сердца, и Тамара слушала их, не могла не слушать, хоть внутренний голос и твердил из последних сил, что нельзя прельщаться дьявольскою речью, что медом проливается она в душу, да выкорчевать потом трудно.
- Люби меня!.. – Горячие ладони до боли стиснули ее пальцы, и княжна отшатнулась, напуганная непознанной доселе страстью. Он тут же выпустил ее руки, словно боялся, не рассчитав силы, повредить ей. – Я все еще противен тебе?
На несколько мгновений воцарилась тишина, и слышно было только пение птиц за окном да стук девичьего сердца, торопливый и сильный, словно грудь была клеткой, которую надлежало разрушить.
А он все стоял на коленях перед ложем красавицы и ждал ответа, не отрывая взгляда от ее глаз. И Тамара боялась взглянуть ему в лицо, потому что не знала, что там увидит. Тысячи чувств владели ее сердцем, тысячи мыслей взрывались в голове. Страх и жалость, смущение и любопытство, восторг и стыд, желание прижать к груди и оттолкнуть – все смешалось в душе и родило одно единственное слово.
- Бедный…
Губы его дрогнули, будто пытаясь что-то сказать или сложиться в улыбку, но не получилось ни того, ни другого. Снова воцарилось молчание, потом демон спросил:
- Ты… жалеешь меня, Тамара?
Она кивнула, впервые посмотрев ему в глаза. Бездонные черные омуты, притягивающие взгляд, наполненные страстью и нежностью, болью и недоверием, страхом и надеждой. Больше всего было боли. Меньше всего – надежды. Неожиданный прилив жалости стиснул сердце, и девичья ладошка легонько, почти неощутимо скользнула по бледной щеке демона, будто стирая несуществующую слезу. Щека была горячей, словно его лихорадило, но княжна знала, что ни одна болезнь не сжигает так, как страсть.
- Как я могу не жалеть тебя, когда ты носишь в себе столько боли. – Пальцы ее осторожно прикасались к жестким, как проволока, волосам, даря едва ощутимую ласку. Ей было еще боязно дотрагиваться до него, он был еще опасен и непредсказуем, чужд ее выверенному узкому миру, миру уединенного монастыря, но одновременно не было на свете ничего роднее этого лица, являвшегося ей еще там, в таком отдаленном, казалось, безмятежном прошлом. Это он, приходя во снах, пел ей колыбельные, он стоял у изголовья ее ложа в родительском доме, он ласковыми словами унимал ее горе и успокаивал душу. И теперь пришла ее очередь быть утешительницей. – Я верю тебе и любви твоей верю.
Если бы ее спросили, сказала ли она это от чистого сердца или чтобы не ранить его, княжна не смогла бы ответить. Но спросить было некому, и Тамара предпочла не думать об этом. Потому что во взгляде демона сверкнула такая горячая, такая безумная надежда, что сделалось страшно.
- Там, на Небе, я был серафимом, Тамара, и престол мой сиял не тусклее, чем престол первого мятежника. Пав в Преисподнюю, я утратил блеск славы, но величия не потерял. Десятки огненных легионов под моими знаменами, все стихии покорны мне, и люди, те редкие, что могут меня видеть, падают ниц. Но сейчас – сейчас моя гордость растоптана, величие утрачено, я на коленях перед тобой, видишь, я умоляю о любви, тянусь к ласкающей руке, как бродячий пес, и, если ты, произнеся слова, так меня обнадежившие, следующим словом эту надежду отнимешь… О, молчи. Молчи, потому что я не выдержу отказа…
Почему так сильно бьется сердце, непослушное, глупое, все-таки поддавшееся дьявольским речам? Почему так горят щеки, а из рук одна застывает в протестующем жесте, стремясь отгородить, отстранить, а вторая тянется обнять?
На какое-то бесконечно долгое мгновение все замирает, даже птицы перестают щебетать за окном, будто весь мир прислушивается в ожидании. Дрожащие губы еле слышно произносят:
- Отказа не будет.
И словно черта какая-то преодолена, невидимая преграда сломана. Со вздохом демон прижимается лбом к ее коленям и шепчет, задыхаясь, будто тесно словам в горле:
- Миллионы пламенных духов из недр земли к ногам твоим приведу, звездной короной увенчаю тебя, и не будет в мире прекраснее… утренней росой напою из ладоней, солнечными лучами одену, лунным светом уберу, чтобы сияла ты ярче звезд, ярче светил небесных… Чертоги из драгоценных камней построю, сад эдемский брачным ложем сделаю, чтобы не знала ты тревог и печалей… Ибо крепка, как смерть, любовь и длиться ей, пока Небо не погребет под собой землю, пока Преисподняя сама в себя не обрушится…
Казалось, воздух сделался жарким от этих слов, слов, которым место не в уединенной монастырской келье, но в полутемной спальне, когда двое принадлежат только друг другу, а мир за стенами пусть ждет, сколько будет нужно. Сердце отчаянно колотилось, уже даже не пытаясь сопротивляться жару дьявольского соблазна. Из девичьей груди вырвался подавленный вздох, когда демон, подняв голову, потянулся поцеловать.
За миг до того, как губы их соприкоснулись, в глазах его мелькнуло мрачное торжество, отблеск подземного пламени. А может, ей показалось… Да имело ли это вообще значение…
Часть 2
Часть 2
... полное извращение канона и счастливый конец, но мне за него не стыдно...
Она думала, смерть – это страшнее. Она боялась смерти, как боится всякое существо, еще только стоящее на пороге жизненного пути. Она была молода и полна сил, и даже заживо похоронив себя в монастыре, не хотела умирать. А до гибели оказалось так близко – всего один поцелуй. Прикосновение губ, сухих и горячих, и короткий вздох – последний.
Она видела землю под собой: зеленые равнины и каменистые плато, голубые глаза озер и белые пенные потоки горных рек. Она поднималась над всем этим миром, уносимая на руках ангелом-хранителем в сверкающую золотом высь, к солнцу… Необыкновенное тепло и умиротворение чувствовала Тамара в руках своего хранителя. Теперь ничто ее не побеспокоит. Ни зависть и подлость людского мира, ни слезы родных, ни злорадство врагов, ни черные глаза, каждую ночь являвшиеся ей во снах…
Золотой свет был так близко, уже ласкал ее теплом, путался лучами в волосах, как из-под земли, из недр Преисподней, взвился адский дух, черный, как ночь, сверкающий, как молния. Лицо его искажали ненависть и ярость, темные глаза, чудилось, могли убить, если встретиться с ним взглядом. Губы кривились, словно пытаясь высказать все злые жестокие слова, что разрывали грудь. Ни капли теплоты не было в его чертах.
- Она моя. – Сколько гордыни, сколько дерзости в голосе.
Тамара зажмурилась, прижалась лицом к груди ангела, шепча слова молитвы, единственной, которую вспомнила, охваченная ужасом.
- … и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…
- Здесь нет тебе дела, посланец Бездны, - строго отвечал ангел. – Ее душа заслужила покой за земные мучения. Она была грешна, но она страдала, как мало кто на этой земле. И любила, как немногие умеют. И любовь эта открыла ей путь в Небеса.
Последние слова ангела пролились раскаленным свинцом на истерзанное сердце Тамары. И сразу же золотой свет перестал быть ласковым и приятным, и ей показалось нелепым, нечестным, неправильным все, что сейчас происходило.
Ее демон не должен был взвиваться из Бездны и стоять напротив хранителя, отстаивая свои права на грешную душу. Потому что она должна быть уже в Аду. С ним.
Небеса открываются для любви, но чего стоит такая любовь – до первой же возможности уйти к лучшей жизни. Глубоко вздохнув, Тамара подняла лицо, встретилась взглядом с черными, глубокими, как омут, глазами… Ярость и отчаяние плескались в них, но, кроме ярости, на самом дне этих глаз были другие чувства: боль, страх одиночества, тоска…
Он всегда был один, ни с кем не деля ни боль, ни радость, вынужденный в собственном сердце переживать снова и снова горькую муку падения, лелеять мечты о победе, которых никому не мог открыть, ищущий любви, тянущийся к ласке, забывший гордость и рухнувший на колени перед женщиной, что так легкомысленно отвергла его, стоило небесному свету засиять перед ней…
Она смотрела на него, и по щекам ее катились слезы, которые не было смысла скрывать или вытирать… Она жалела и его, и себя и плакала за обоих. Не представить ей и тысячной доли тех мучений, что достались ему, не понять и не узнать никогда, но сейчас казалось Тамаре, что все страдания людского рода проходят через нее, разрывая сердце невыразимой болью.
- Что же ты со мной делаешь… - шептала, мотая головой. – Зачем не оставишь меня в покое?..
Но это было последнее сопротивление перед тем, как сдаться, и все трое понимали это. Печаль омрачила лицо ангела, а демон напротив него, наоборот, улыбнулся торжествующе и протянул к несчастной душе руки.
Она скользнула в его объятия, легкая, как облако, вздрогнула, ощутив жар его груди, так непохожий на ласковое тепло ангела, но отстраниться не попыталась.
- Значит, ты предпочтешь небесному саду огненные озера Геенны? – Необыкновенная скорбь слышалась в голосе хранителя.
- Извини меня, - от всего сердца произнесла Тамара, оборачиваясь к нему. – И попроси Отца простить непутевую дочь…
Дольше демон не дал ей говорить. Схватил в объятия и метнулся вниз пламенеющей кометой… Мелькнули и пропали леса, реки и горы, земля раскрылась и поглотила двоих, принимая в мир, где нет ничего, кроме тьмы и огня.
Мир боли и ненависти.
… Закатное солнце играло последними лучами на позолоченной крыше дворца, воздух чудесного сада напоен был ароматами цветов, никогда не виданных на земле, и мягкая трава обнимала колени Тамары, на которых забылся мирным сном падший ангел. Тонкие девичьи пальцы едва ощутимо дотрагивались до его волос и лица, обводили линии губ, ласкали осторожно, чтобы не разбудить, и в каждом прикосновении была такая любовь, какой и незабвенная Суламифь позавидовала бы…
Любовь выросла из ее слез и его злобы, из страсти и ревности, которыми он мучил Тамару, из ее страха перед ним и за него, из песен, которые она пела ему, и преданий, которых он рассказывал ей; из ночей, в которые они вместо того, чтобы предаваться любовным утехам, исповедались друг другу, открывая самые потаенные уголки души, мечты и страхи; из поцелуев, которыми он осыпал ее руки и лицо, из колыбели первенца, над которой она плакала от счастья, из мрака Геенны, из огненных озер выросла…
Он выполнил каждое из своих обещаний, и в волосах ее сверкает перламутром жемчуг со дна моря, а надо лбом горит венец из созвездий. Дивный чертог из янтаря и бирюзы стал ей домом, а невесомые волшебные создания необыкновенной красоты – прислужницами. Она была владычицей мира, но мир не нужен был ей. Что значил весь свет по сравнению с тем, кто спит сейчас, положив голову ей на колени, с тем, кто бегает где-то по длинным коридорам дворца, охотясь за неуловимыми пери, и с тем, чью зарождающуюся жизнь она еще только чувствует в своем чреве…