Casta diva

[russian-classic]

Автор:  |_Dea_|
Фэндом: «Обломов» (Гончаров, 1859 г.)
Персонажи: Обломов, Штольц, Захар
Рейтинг: да какой тут рейтинг...
От автора: В тексте использованы цитаты из Гончарова.

Была глубокая беззвездная ночь, и дом на Гороховой улице, способный вместить в себя, казалось, целый уездный город, сейчас дышал тишиной и покоем, будто все его жители в раз съехали, оставив хозяину вдоволь пустых, наполненных застоявшимся духом и тонким налётом пыли комнат. В доме не светилось ни одно окно, никто не сидел допоздна за письменным столом над новым романом. Мёртвым сном была скована улица, и тем же безмятежно богатырским сном спал в своей квартире Илья Ильич Обломов. Завернувшись в широкий, выцветший восточный халат, почивал он на диване, и грудь его, белеющая под тканью халата, мерно вздымалась в спокойном ритме дыхания спящего человека. За окном свистел ветер, в прихожей тревожно похрапывал Захар, но ничто не могло нарушить по-детски глубокого сна Ильи Ильича.

- Захар, да впусти ты меня!
- Даже не просите, не пущу! Барин почивать еще изволит, а вы его будить…
- Пусти, кому говорят! Я его полгода не видел, а ты мне препятствия чинишь!
Нарастающий шум в передней предательски прокрался в лёгкий сон Обломова и заполнил его собой без остатка. Голос, который спорил с Захаром, показался Обломову смутно знакомым. От неожиданной догадки, поразившей его, он открыл глаза и даже чуть приподнялся на локтях, чтобы получше рассмотреть того, кто сейчас боролся в дверях с Захаром. Поначалу бессмысленно блуждающий взгляд, наконец, оформился на физиономии нетерпеливого гостя, и Обломов расплылся в счастливой улыбке, отчего голубые его глаза превратились в две искрящиеся щёлочки.
- Ба! Да никак это ты, брат! Что ж ты делаешь, Захар? Впусти его поскорей! Да поставь нам самовар, слышишь?
Что-то тихо ворча себе под нос, Захар пошаркал на кухню, и теперь Илья Ильич мог сполна наглядеться на не менее счастливого посетителя.
Это был Штольц.
- Ты и представить себе не можешь, куда мы сегодня с тобой отправимся! – не дав Илье Ильичу опомниться, Штольц сдёрнул с него одеяло и, взяв за руки, потянул на себя. – Вставай же, мы опаздываем!
- Но почему так рано? И почему в такой спешке? Андрей, мы ведь полгода не виделись. Давай поговорим…
Илья Ильич упирался, как мог, но его старый друг был неумолим.
- Поговорим по дороге, Илюшенька. А сейчас – одевайся и в путь! Экипаж ждёт под окнами. Эй, Захар! – крикнул Штольц, усаживая Обломова на диване. – Брось ты этот самовар, иди сюда. Барина твоего одевать будем!
У Ильи Ильича от удивления и обиды округлились глаза.
- Как бросить? А чай? – тихо спросил он, но Штольц его уже не слушал.
В комнату вошёл Захар и, недобро взглянув из-под насупленных бровей, пробурчал:
- Как же, знаю я ваши поездки. Снова повезёте его куда-то, а барин, между прочим, вчерась хворый был.
Но Илья Ильич одёрнул слугу:
- Не перечь, Захарка! Одевай меня, да поживей.
Такой долгожданный и одновременно неожиданный приезд друга детства перевесил всю барскую леность Обломова, и тот готов был мчаться со Штольцем хоть на край света и вечно слушать его рассказы о далёких странах и новых достижениях.
- Ты только представь, - вещал между тем Андрей, учтиво отвернувшись к окну, пока Захар натягивал на барина рубашку, - я был в Италии, на опере самого Беллини, это была…
- Norma! – выдохнул Обломов и уставился на Штольца так, будто в любую секунду был готов пасть перед ним на колени и залиться слезами тихого счастья. – Casta Diva!
- Да, она самая! – воодушевлённо подхватил Штольц. – И знаешь ли, я брал уроки пения у маэстро. Без ложной скромности скажу тебе, друг мой, у меня недурственный тембр.
Обломов на секунду задумался – это было видно по чуть нахмуренному округлому лицу – а затем сурово приказал Захару:
- Погоди пока, не нужно. Я сам.
От этого «я сам», произнесённого тоном, не терпящим возражений, глаза Захара вылезли из орбит, а рот так и раскрылся сам собой.
- Возьми лучше четвертак, - продолжил Обломов, будто и не замечая изумлённой мины своего слуги, - и купи себе выпить. На сегодня я тебя отпускаю… в честь приезда моего дорогого друга.
Последние слова Илья Ильич произнёс более мягким голосом, при этом кротко взглянул на Штольца, который был удивлён поведением друга не меньше его слуги.
Захар задумчиво почесал в затылке, но всё же не смог отказаться от такого заманчивого предложения. Выходя из квартиры, он, подозрительно косясь на Штольца, пробурчал:
- Так бы и сказали сразу, что не поедете никуда. Чай мы люди не глупые, язык разумеем…
Когда за стариком закрылась дверь, Обломов привычно сунул ноги в мягкие, разношенные туфли и встал с дивана.
- Андрей, брат мой, - он подошёл к Штольцу, обнял его и тихо попросил: - Спой мне, пожалуйста, эту арию…
- Casta diva? – уточнил Штольц.
- Да-да, именно её. Прошу тебя.
Вид у Ильи сейчас был настолько жалостливый, что Андрей просто не мог ему отказать. Он прочистил горло, затем огляделся и, найдя глазами старое, покрытое толстым слоем пыли фортепиано, подошёл к инструменту. Пальцы Штольца мягко коснулись их белой глазури и взяли пару аккордов. На удивление, фортепиано не было расстроено.
И Штольц запел. Он аккомпанировал себе вполне сносно, хоть и несколько неумело, но голос его, сильный, насыщенный тенор обращал всё внимание на себя.
От слов, от звуков, от этого чистого голоса билось сердце, дрожали нервы, глаза искрились и заплывали слезами. В один и тот же момент хотелось умереть, не пробуждаться от звуков, и сейчас же опять сердце жаждало жизни…
Обломов всхлипывал, изнемогал, с трудом сдерживая слёзы, и еще труднее было душить ему радостный, готовый вырваться из души крик.
Он в эту минуту уехал бы даже за границу, если б ему оставалось только сесть и поехать.
С ним, с ним – хоть куда!
В это время Штольц вывел мощное крещендо: все восторги, молнией несущиеся мысли в голове, трепет, как иглы, пробегающий по телу, - все это уничтожило Обломова.
- Теперь ты доволен? – сам себя прервал Штольц, внимательно рассматривая Обломова, будто никогда прежде не видел его.
- Ах! – вырвалось у Ильи.
Он вдруг схватил было Андрея за руку и тотчас же оставил и сильно смутился.
- Прости… - пробормотал он.
Штольц снисходительно улыбнулся и, притянув к себе Обломова, от души поцеловал его мягкие полные, как у девицы, губы.
- Я разучил её для тебя, Илья. Только для тебя.
- Ах! – только и смог повторить Обломов и обессилено расслабился в крепких объятьях Штольца.

Утро началось вполне обыкновенно. Илья Ильич проснулся, но не спешил открывать глаз. Сквозь опущенные веки он видел, как струился в комнату утренний солнечный свет, но для него утро еще не до конца оформилось, равно как и самоосознанная мысль, которая уже принялась свои привычные блуждания в его белокурой голове. В передней гремел вёдрами Захар, за окном шумел город, а Обломов, свернувшись большим и тёплым клубком, не спешил спускать с дивана босые ноги. По существу, это было не совсем утро, а лишь маленький его зачаток, который позволял понежиться еще часок-другой в постели, балансируя на грани сна и яви.
Он пытался вспомнить свой сон. Кажется, это снова была его Обломовка.
И только где-то далеко-далеко, на самом краю зыбкой осознанности происходящего торжествующе звучала Casta diva.