Фанмикс - это сборник песен, собранный по конкретной теме (сериалу, фильму, настроению, событиям из жизни). Это возможность поделиться понравившейся/любимой музыкой и хороший способ обогатить свою музыкальную коллекцию новыми треками и найти людей для общения по музыкальным интересам.(с) скачать/трэклист
Честно говоря, эти картинки изначально не предназначались для широкой публики и рисовались для собственного удовольствия, поэтому ничего шедеврального вы здесь не увидите, но всё же с ними вообще так мало картинок, что я просто обязана их сюда положить и уповаю на то, что хорошие люди ещё нарисуют что-нибудь интересное по этой парочке...
Разумихин и Раскольников или Разумихин/Раскольников. Как вам угодно. узреть Акварель.
Автор: Saint Duke Название: Неоконченные записки Аркадия Макаровича Фэндом: "Подросток" (по которому, по сути, ни одна живая душа еще не писала) Жанр: Драббл Рейтинг: РG-13 Предупреждения: плохо завуалированный сексизм, неудачная интерпретация канона, моя больная фантазия, а самое главное - первый мой законченный фик, так что не обессудьте, господа, первый блин, как говорится, всегда комом)
читать дальше1 "Tres bien, мой мальчик. Только слова нежности здесь больше подходят для материнской любви, нежели.." Он замялся,поморщившись, и удобно усевшись в кресле, продолжил: "Начал ты превосходно, только вот кончил за упокой. И к чему это в твоей столь красиво расписанной "нежности" столько страдания, столько горечи? - Не пойму". "Я писал исключительно так, как чувствую. И то, что Вы, Андрей Петрович,никогда не чувствовали подобного, не значит, что на это не способны другие". Мне казалось, что еще немного, и он рассмеется мне в лицо. "Не будь,пожалуйста, таким категоричным. И между прочим, ты так и не поведал мне, кто она." "Кто "она"? - недоуменно переспросил я. "Ну да. Твоя избранница." - он смотрел на меня с серьезным видом, однако же не переставая при этом улыбаться. Почти незаметные ямочки в уголках губ, вздорный взгляд, в котором искрились вызов и неподдельное дьявольское веселье - все, все выдавало его с головой. Впрочем, может он и не так уж стремился замаскировать полное отсутствие серьезности в отношении моей персоны. "Вот Вы опять улыбаетесь. Улыбаетесь, будто смеетесь. Да неужто я во всю жизнь не вызывал у Вас ничего, кроме смеха, неужто всегда смеялись надо мною? И теперь смеетесь?" - произнес я почти спокойно, не в силах скрыть смущенной улыбки. "Друг мой, но нельзя же совсем не улыбаться" "Положительно нельзя. Но то, что Вы делаете, больше походит на насмешку. Неужели Вам так сложно поверить, что и я могу любить?" "Напротив, мой милый. Только я немного сомневаюсь.. в том, что любишь ты точно так, как описываешь" "Отчего же?" "Во всем, мой друг, должна быть мера - даже в любовных терзаниях" "Даже не верится, что это говорите мне Вы" "ПризнАюсь..тут ты превзошел даже меня" - протянул он, нервно улыбнувшись. Я зачарованно наблюдал, как румянец заливает бледное лицо. Он выпрямился в кресле, закинув ногу на ногу, и обняв колено, чуть повел головой,погруженный в собственные размышления. А я смотрел, напряженно и вдумчиво, словно выискивая в его вредном, непокорном изгибе брови что то насмешливое, что то снисходительное, что то, что дало бы мне сейчас право обвинить этого человека во всех смертных грехах, и осознание этого отозвалось резкой болью в левом предплечье. "Друг мой, да ты здоров ли?" - изумленный возглас вывел меня из оцепенения Я твердо встретил его взгляд, такой, который невозможно бывает понять до конца, и мотнул головой в сторону. "Вам никогда этого не понять" - воскликнул я с какой то сердечной горечью. Он коснулся ладонью моего лба и чуть нахмурился, легко проведя по нему пальцами. Я чуть подался вперед, когда он потрепал меня по волосам и отстранился. "Только страсть способна вознести женщину, унизив при этом мужчину. И ведь не каждая женщина унизится ради мужчины, сколько мужчина иногда готов унизится ради иной женщины" "Это Вы про себя говорите?" "То есть как это - "про себя"? "Да ведь я давеча помимо воли был втянут в разговор с одним акушером, Стебельков, кажется, его фамилия, так наслушался от него таких немыслимых сплетен, которые даже я, так часто Вас бранивший, не беру даже на рассмотрение. И все таки, я решительно не понимаю, как Вы можете считать подобные слова унизительными. Я скорее посчитаю Ваш горячечный бред к Катерине Николаевне сущим безумием, нежели заявлю, что я унижаюсь и втаптываю себя в грязь только оттого, что говорю правду!" Версилов жестоко побледнел и сжал губы, не удостоив меня взглядом. Затем, быстро овладев собой и пропустив мой неосторожный вспыльчивый упрек мимо ушей, обратил на меня вопросительный взгляд. "Но ведь..Аркадий, посуди сам, твои слова в любом случае крайне дерзки. И даже если бы ты был чем то вроде друга семьи, сомневаюсь, что любая уважающая себя женщина спустила бы тебе подобную непочтительность" "Да где же здесь непочтительность?" "Друг мой, но не когда ты приезжаешь в дом с определенными намерениями.. Дерзость раз - и женщина уже не простит" "То есть Вы считаете, что мужчина простил бы?" "Не пойму, к чему ты клонишь,мой милый.. А впрочем, ты ведь не тому К*** решил в нежностях признаваться" Его покровительный тон и насмешка по отношению к близкому моему другу почти взбесили меня. Видимо, это слишком явно отразилось на моем лице, так, что выражение лица Андрея Петровича уж совсем грозило походить на комическую маску. "Так ты уж решил рассердиться? А я все таки надеялся, что ты послушаешься моего совета не ходить к нему. Ходит вечно хитрым лисом, и ничего с него не возьмешь. У таких как он только карты да барышни на уме. Неудивительно, что ты начал говорить в точности, как он одевается. Тут явное влияние" Сомневаюсь, что мог бы сходу описать, что выражало в тот момент его лицо. Тут был и юмор, и любопытство, но во всем этом присутствовало какое то живое беспокойство и неприятие, почти злость. Свет лампы, стоящей неподалеку, придавал его глазам вызывающий, почти бунтарский блеск. "Значит ли это, что письмо погублено на корню?" - проговорил я сквозящим обидой голосом. Он медленно отвернул голову в сторону, как будто не слыша меня, и слегка сжал мою руку, прежде чем отпустить. "А все же.. Прочитай мне вслух. Мне понравилось, как ты начал" Он взглянул на меня в упор, и что то такое возбужденное было в этом взгляде, что я не смог сразу опознать,отчасти из за того,что смутился сверх меры и поспешно устремил свой взор в пол. Я с возобновленным пылом начал говорить,время от времени робко, почти боязливо поднимая глаза и зорко отмечая его раскрасневшееся лицо, чувственную взволнованную полуулыбку и какую то неописуемую грусть в глазах, которая без слов выражала всю суть моей страстной, разгневанной речи.
сталь на солнце январской свежестью, были глупыми, но живыми - я тебя награждаю нежностью в совокупностью с ножевыми
Название: Все беды от женщин Фэндом: А. С. Пушкин, Евгений Онегин Пейринг: Онегин/Ленский Рейтинг: PG-13 наверное) Осторожно, стихи! И да, юмор. Пушкин, прости ><
Но Ленский, не имев конечно Охоты узы брака несть, С Онегиным желал сердечно Знакомство покороче свесть.Вот ночь спустилась на деревню, Бордо всё выпито до дна, Онегин, мрачен и задумчив, Садится молча у окна И смотрит в облака уныло, Ругается сквозь зубы он. Кто виноват, что всё постыло? Кто виноват, что не влюблён? "Глупец, мальчишка, что ты жаждешь, К чему стремишь свои мечты? Ты обманулся уж однажды, Та Ларина... Да что же ты Всё рвёшься, рвёшься бесшабашно Как мотылёк на жар огня, Да неужель тебе не страшно, Что вновь используют тебя?! Дурак..." Онегин часто дышит, Глаза прикрыв, как наяву, Он голос юноши вновь слышит, И глаз невинных полутьму... Так манят, манят невозможно Уста, не тронуты ни кем, И, право, раз один ведь... можно? "Ведь право, я его не съем. Подумаешь - разок направлю В тот восхитительный полёт. Ведь Ленский всё же не Татьяна, В подоле мне не принесёт..." Так рассуждал наш друг разумно, Расстёгивая свой жилет, Что раз уж Ленский вновь влюбился, То почему бы, в общем, нет? Как часто в юности весёлой, Онегин, перебрав с вином, Бывал с приятелем так дружен, Под ним, а может и на нём. Втроём бывало так же часто, Чтоб не обидеть никого... Смеётесь вы сейчас напрасно! То этикет, чёрт бы его... Философы того столетья Давно отринули мечты. Любовь и верность? Уж не дети, И в чувства верить не должны, А секс - он здесь, его потрогать, А можно даже полизать... Отвлёкся впрочем я немного, А надобно уж продолжать. Перо, бумага, пара строчек, «В саду у Лариных. Рассвет.» Поставить пару многоточий, Пусть ждёт несчастный наш влюблённый, Надеждой счастья окрылённой, Онегина простой ответ.
***
Час Ленский ждёт, второй и третий, Онегин снова опоздал, Чёрт бы его за то побрал, Нет пунктуальности на свете! Но вот пришёл – застыла кровь, Ланиты свежие бледнеют, Губы шепнуть слова не смеют, И сердце, сердце сжалось вновь. «Евгений… вы пришли… Простите, наверное я, как дурак… Но право, строго не судите…» И замолчал он, заморгав. Онегин же, забыв волненья, С улыбкой ласковой глядел, В Владимире огонь горел, Огонь и счастья, и сомненья, Весны неопытной томленья, Ах как же он тогда хотел… Онегин, это понимая, С собою банку прихватил, В ней был приятель-вазелин, Как часто нас ведь он спасает, От жаркой боли и от слёз, А это, братцы, всё всерьёз. «Послушай, Ленский, жар твой юный, Младой души полёт святой, Как будто ангел золотой. Я долго ждал тебя, послушай, В своём письме открыл ты душу, Ну так не бойся, милый мой, Иди сюда в мои объятья, Ведь мы давно уж словно братья» Уже сказав, Онегин понял, Что это слишком уж, что он Забыл весь Петербурга звон, Кокеток хитрое уменье, Совсем забыл в своей глуши, Как надо лгать, как надо жить, Но впрочем, Ленский всё ж не понял, Звучаний пошлых этих слов, К Онегину идёт спокойно. Обнялись. Понял, что готов, Наш друг Евгений, ему страшно, Конечно это не так важно, Кто сверху, коли все друзья, Но опасайтесь, скажу я, Вдруг опозориться однажды. Онегин снизу был чудесен, Умел он всё, и так, и сяк, Но снизу – каждый не дурак, А сверху – это вам не песня. Ведь коли у него не встанет, То будет страшная беда, Активом быть не так-то просто, Пассивом легче иногда. Но всё же, поборов сомненья, Онегин радостно приник К губам Владимира, боренья Так сладостен начальный миг. Повырывавшися для виду, Уж Ленский падает в траву, Онегин сверху. Наяву Теперь он видит и ланиты, И всякую там полутьму, Стянуть скорее панталоны… «Ах, вырывается опять? Пожёстче любишь? Поиграть И я не прочь!» Онегин с силой Партнёра кинул на живот, И свой прекрасный достаёт… Чудесно было бы мгновенье, Приятно было бы боренье, Да только хруст раздался вдруг, Онегин выронил из рук Свой вазелин и обернулся. Татьяна, милая Татьяна, Краснея, убегала вдаль, А Ольга, бледная печаль, Смеясь в траву уже катилась. «Как мило!» - крикнула она: «Ещё, ещё, давай, сполна Ему… Я вам не помешала?» «Ах, Ольга…» - Ленский зарыдал, Вскочил и быстро убежал. Онегин молча и угрюмо Смотрел на деву, слово «дура» Так и просилось с бледных губ. А Оленька, всё ж осознав Свою вину и всё признав, Тихонько скромно извинилась И к дому чинно удалилась. Евгений, сплюнув, шёл домой, Уж на пути ему «Постой!» Слуга воскликнул, и отсель, Читайте часть «У них дуэль.»
дамы и господа читающие! у меня к вам возник срочный вопрос, который имеет для меня большое значение - и я хочу попросить помощи и совета. задумал писать очередную научно-практическую работу, причем непременно возжелалось что-нибудь связанное с Войной и Миром Толстого. разумеется, для такого заезженного и тертого-перетертого оригинала нужна нестандартная проблематика работы. причем, хочется осветить одного из любимых мною "второстепенных" персонажей: - Анатоля Курагина - Федора Долохова - или Николая Ростова одного из них или во взаимоотношениях. ну, скажем, Курагин и Долохов.) я еще только начал думать над вопросом этой работы, но. прошу вас, читавших роман и заинтересовавшихся каким-то из перечисленных персонажей - есть ли у вас замечания по ним, может быть, какие-то интересные измышления, вопросы, которые давно волнуют? как бы вы раскрыли этих героев, в каком ключе? ну и вообще, что можете сказать по поводу. очень интересно прочесть и, может быть, в обсуждении почерпнуть какую-то ценную идею.
читать дальшеВсе книги, которые выписывал и покупал Николай, ровными рядами стояли на полках в шкафу, в его кабинете. Один к одному жались темные, с позолоченными надписями корешки, и из каждого тома выглядывали одна-две закладки – Николай вовсе не обращал внимания на значительные исторические даты, всяческие перевороты и прочие глупости, как он их называл. Зато если попадались в книге замечательные места, говорящие о крестьянах, или об охоте, или об урожаях на той или другой земле – закладывалась на этих страницах какая-нибудь бумажка. И сам Николай, может быть, вовсе забывал об этих закладках и не возвращался к ним никогда, но в уме его сохранялось все написанное, и тем более закреплялось, что он не уставал говорить и советоваться с мужиками, заниматься хозяйством и выезжать на охоту. Николенька осторожно погладил кончиками пальцев корешок одной книги, которая невесть отчего приглянулась ему. Почти не сознавая, что делает, вытащил ее из тесного ряда других и беззвучно раскрыл где-то на середине – в книге говорилось об английском парламенте и об Английской гражданской войне, и Николенька, весь погрузившись в чтение, удивился отстраненно тому, что на полях такой увлекательной книги не было ни одной пометки. Однажды он попросил – весь заливаясь краской смущения – у дяди Пьера одну из его книг; она оказалась о науке, и Николенька мало что понял, зато какими говорящими, интересными знаками, заметками, словами был испещрен весь текст! То простая бороздка от ногтя, то неровное быстрое подчеркивание, восклицательные и вопросительные знаки и странные, ученые слова… дядя Николай никогда не писал так в своих книгах, говоря, что для своих детей он хотел бы сохранить нетронутую, превосходную библиотеку. Но Николеньке отчего-то казалось, что дядя Николай вовсе не читал своих книг, а как будто сразу выхватывал те отрывки, которые были ему интересны, закладывал бумажки и ставил тома на полки – и с тех пор больше не брал в руки уже пройденного. - Опять ты здесь? Николенька вздрогнул, торопливо захлопнул книгу и не удержал ее в затрясшихся руках – тяжелый том глухо ударил об пол; кровь прилила к лицу мальчика, и ему вмиг стало невыносимо жарко. Дядя Николай с его сумрачными, недовольными взглядами, твердой походкой и неприязнью в голосе неизменно производил странное впечатление на своего племянника, пугал и заставлял наворачиваться на глазах слезы гордости. Но отказаться от того, чтобы пробираться тайком в его просторный, весь пропитанный каким-то ощущением силы кабинет – Николенька не мог. Раз за разом манили его книжные полки, которые Николай без сознания, без намерения, но с необыкновенным чутьем подбирал из лучших произведений, тяжелый и широкий стол со множеством ящичков, ни один из которых не запирался на ключ – в одном были перья и чернилы, в другом – счета, бумаги, деловее письма – а других писем Николай попросту не получал… и теперь, стоя перед дядей с опущенной головой, Николенька не мог даже пошевелиться, чтобы поднять книгу – так пригвоздило к месту его осознание собственной слабости перед собой, перед дядей, перед самым этим кабинетом. - Иди, уходи отсюда, - устало махнул на него рукой Николай, и Николеньку ожгло волной стыда, в глазах мучительно защипало, и мальчик нагнулся за книгой, стараясь скрыть непрошенные, неясно откуда взявшиеся слезы. - Дядя, прости меня, я… - не найдя подходящих слов, Николенька протянул ему книгу, по-прежнему не поднимая головы, только худенькие плечи его поднялись и едва заметно вздрагивали. Николай забрал книгу, скользнул взглядом по обложке и одними губами прочел: «История Англии» - пристально посмотрел на мальчика и равнодушно отложил книгу на стол, пожал плечами: - Я тебя уже просил на все случаи вперед. Вижу, что отвадить тебя от этого кабинета невозможно… Почему бы тебе в кабинет Пьера не забираться? – в сердцах спросил он, не ожидая ответа, но у Николеньки вдруг перехватило дыхание, и он замер в глубокой задумчивости. Кабинет дяди Пьера был свободнее и как будто светлее, чем кабинет дяди Николая – у Пьера Николенька бывал только пару раз, когда нарочно просил разрешения. Там было много научных книг, на столе лежали журналы и газеты, а ящики стола всегда были заперты; и в воздухе витали доброта и простодушие дяди Пьера, Николеньке нравилось это, но с удивлением он должен был признать, что тяжелый крепленый воздух в кабинете дяди Николая заставлял его дышать чаще и глубже и впитывать торопливо все здесь увиденное. - Ты слышал меня, Nicolas? – только Николай во всей семье называл его так; Николенька вздрогнул и поднял блестящий глубокий взгляд на дядю. – Иди, я больше не держу тебя. - Дядя, накажи меня, - сознание собственной вины накатило на мальчика, и он едва не расплакался, стоя, как целиком обнаженный, униженный равнодушным невниманием Николая, - пожалуйста, я заслужил… Николай вдруг побледнел и отшатнулся от племянника, и Николенька, испугавшись того, что рассердил дядю еще больше, дрожащими маленькими руками взял его за руку и заглянул в глаза, силясь что-то сказать, но с мальчишеских губ срывалось только неконтролируемое частое дыхание. В темных глазах Николая отражалась какая-то необычайная, усиленная работа мысли, его взгляд изучал, врывался в самую податливую душу ребенка, искал что-то и, находя, сминал и подчинял себе; Николенька неосознанно сильнее вцепился в ладонь дяди, чувствуя, как подкашиваются от этого темного взгляда ноги. - Стол, - выдавил наконец Николай хрипло, не отводя взгляда от бледного красивого лица мальчика, - обопрись руками на стол и стой спокойно. Николай судорожно обвел взглядом кабинет и заметил стоящую в углу трость – тоненькая, изящная, даже щегольская – такими вещами обычно пользовался Пьер, когда желал произвести впечатление на знакомых по разным кружкам, что эта трость делала в его кабинете, Ростов не мог понять – в эту минуту сознание и вовсе отказывалось ему служить. - Дядя… - прерывающимся голосом, приглушенно позвал Николенька, и Николай обернулся, сглатывая пересохшим горлом. Мальчик уперся руками в стол, как и было велено, острые лопатки выступили под тканью сюртучка, и, поддаваясь наверное какому-то низкому инстинкту – у Николая, как от вина, потемнело перед глазами – прогнулась мальчишеская поясница вниз, призывая приступить к задуманному поскорее. Николенька, весь этот послушный, мягкий, как воск, чуткий и красивый Николенька был словно бы создан для… Николай одернул себя и на секунду прикрыл глаза, глубоко вздохнул и с размахом рассек тростью воздух. Мальчик вздрогнул от громкого свиста и задрожал так, что Николай заметил трясущиеся плечи и побелевшие, намертво вцепившиеся в столешницу худенькие пальцы. Раздевать юного Болконского Николай не счел нужным – то ли боясь причинить слишком сильную боль, то ли предчувствуя, что не сможет справиться со своей горячностью и с увлечением – или уже наслаждаясь видом стройного, изящного в своем темно-синем костюме и в черных высоких сапожках Николеньки; Ростов сам боялся ответить себе честно. Он молча занес трость и, прежде чем нанести первый удар, легко провел ею по бедру мальчика – и Николенька, как в бреду, тихонько застонал и подался назад. - Считай до десяти, - тихо приказал Николай и, дождавшись от Николеньки безвольного согласного кивка, замахнулся и ударил его. Дверь в кабинет была не заперта, вся семья была дома, даже Пьер, приехавший накануне – он, кажется, возился в общей гостиной с маленькими детьми, что доставляло ему неизъяснимое удовольствие. А Николай размеренно, неторопливо и сильно порол Николеньку жесткой тростью, и маленькая частичка сознания, которая еще сохранялась в нем, радовалась тому, что мальчик даже не вскрикивал, а только тихо и жалобно всхлипывал да изредка постанывал, слабо, как раненный зверек, вздрагивал всем худеньким телом, вжимал голову в плечи – и Николай не мог понять, чего больше он видел в этом всем – страха, боли или нездорового, недоступного ребенку сладострастия. - Десять! – вскрикнул Николенька и с последним ударом упал на колени и разрыдался, прекрасно выточенное его лицо было бледно, как полотно; не умея сдерживаться и не зная ложного стыда, не способный обмануть кого бы то ни было – он положил ладонь себе между ног и слабо выгнулся ей навстречу. Но, словно прорвавшись сквозь какую-то пелену, он открыл глаза и с отчаянием посмотрел на Николая. – Я теперь плохой человек, дядя? Недостойный? – прошептал он, ища взглядом ответ в лице Николая. Но в ответном взгляде были только страх, неверие и восхищение. Ростов отбросил трость в сторону и едва удержался от того, чтобы не шагнуть к этому раздавленному и потрясенному мальчику, не вытереть его мокрое от слез лицо и не дать, наконец, волю ласке, которая постоянно рвалась из него к Николеньке слишком, недопустимо сильно. - Если не хочешь, чтобы это повторилось – не заходи сюда, больше никогда не заходи, - угрожающе и сам себя боясь выдохнул Николай, с трудом отвел взгляд от стоящего на коленях юноши и вышел из кабинета, неосторожно громко хлопнув дверью. Николенька проводил его лучистым взглядом, ясным и страдающим, какой бывал иногда у графини Марьи или у его матери; спустя некоторое время, пока затихали торопливые и гулкие шаги Николая, а слезы текли по лицу сами собой, он вдруг согнулся словно бы от страшной боли, мгновенно его поразившей, коснулся горящим лбом пола и глухо, негромко завыл. Ему хотелось ухватиться за что-нибудь зубами, чтобы избавиться хоть от толики своего страдания, хотелось бежать за дядей и просить прощения за то, что он сделал – Николенька ощущал это каким-то внутренним чувством – что-то страшное, хотелось пообещать, что он никогда больше не ступит за этот порог… Но в кабинете дяди Николая оставалось слишком много интересных книг. Николенька выпрямился и мягко повалился на бок, и лежа на полу жалко, горько, совсем по-детски заплакал.
Через гостиную быстро прошел хмурый и бледный Николай, дети на мгновение притихли, провожая его удивленными и испуганными взглядами, словно мимо прошла черная грозовая туча; Пьер и Наташа переглянулись недоуменно, и Пьер взмахнул большой рукой: - Разве что Мари напомнила ему о нашей стычке, - он немного виновато пожал плечами. - Коленька очень вспыльчив, но он скоро все забудет – такой у него характер, я не знаю, в кого он таким родился… Сейчас его лучше не задевать, а там – все пройдет, - мягко заверила мужа Наташа. И Пьер, очевидно, слишком увлеченный своей обожаемой семьей, в ту же секунду забыл о промелькнувшем странном и мрачном предчувствии.
Друзья, сегодня День рождения у нашего дорогого Андрея Ильича! Всех тебе благ и, конечно же, вдохновения) Ну и в качестве небольшого презента такой вот скетчик по "Преступлению и наказанию".
Вот и настала это памятная дата, нашему сообществу исполнился ровно год! Поздравляем всех, кто помогал нам, кто публиковал свои работы, или кто комментировал чужие труды. Поздравляем тех, кто рекламировал нас в своих дневниках и сообществах! Поздравляем и наших молчаливых читателей, которые просто все это время были с нами и не покидали нас. Спасибо, дорогие друзья! Сейчас количество наших постоянных читателей насчитывает 685 человек. Целых 685! Могли ли мы, создавая сообщество год назад, подумать о том, что оно заинтересует столько человек и станет столь популярным? За этот год на сообществе было опубликовано более восьмидесяти фанфиков, около пятидесяти великолепных рисунков, чуть менее десяти видео. Было проведено четыре тура классического феста, в течение которого было создано двадцать семь восхитительных исполнений. Это невероятно приятно, что люди сохраняют интерес к русской классической литературе и по сей день! Спасибо, что делаете наше сообщество лучше с каждым днем!
А поздравления и подарки вы можете оставлять в комментариях к этой записи.
Дорогие друзья! У всех, кто ждет конкурса, просим прощения за задержку и сообщаем, что в самое ближайшее время лотерея будет проведена. Предположительно, это будет лотерея ключей, а на выполнение работы будет дан ровно месяц. Поэтому, если вы с чем-то не согласны, или хотите что-то дополнить или уточнить, то поспешите высказаться в комментариях к этой записи.
А сейчас небольшое объявление. Дамы и господа! 30 декабря сообщество отмечает свой первый день рождения! В этот день будет создан специальный пост, в котором мы с огромным трепетом и удовольствием будем принимать ваши подарки и поздравления. Нам будет невероятно приятно, если каждый, для кого наше сообщество хоть что-то значит, выскажется в той записи или приготовит что-нибудь.~
Название: От перемены мест... Автор: Merit6 Фандом: А. С. Пушкин, "Евгений Онегин" Пейринги: Татьяна Ларина/ Владимир Ленский, Ольга Ларина/ Евгений Онегин Жанр: романс Предупреждение: AU, как это понятно из пейрингов
Читать- Ну что, не едут ещё? – в который раз спросила Таня у своей маменьки. - Нет, дитя моё, - не поднимая глаз от вышивки, ответила та. – Володя писал, что раньше сегодняшнего вечера не будет – гостит у нашего чудака-соседа. Но вечером обещал непременно быть и представить нам этого господина. Но, - глядя в окно, продолжила мать, - ждать тебе ещё недолго – темнеет уже на дворе. - Ах, maman! – с досадой воскликнула девушка, - какое мне до него дело! Я так соскучилась, - со вздохом она опустила голову. Дама понимающе улыбнулась. - Он тоже по тебе скучает, в письме-то последнем и для тебя листочек был. Что там он писал – не знаю… - Право, маменька, там пустое… - покраснев, пробормотала Таня. - Что, опять стихи? – добродушно рассмеялась женщина. – Мне-то он прозой пишет, а тебе – все рифмы да рифмы. - Ну, пусть стихи! – улыбнулась девушка. – Но мог бы и не задерживаться так надолго у этого – как его – Онегина? Иногда мне кажется, что он меня и не любит совсем! - Да любит, любит он тебя! – отмахнулась мать от дочери. – Вот придёт – сразу же начнёт тебе руки целовать и в любви клясться. Было бы тебе пустяками себе голову забивать. Я вот за Оленьку волнуюсь – сумеет ли она понравиться другу твоего Володи. - Так он же чудак? – удивилась Таня. Теперь она поняла причину не совсем обычного поведения своей сестры – та ещё с утра пересмотрела весь свой немногочисленный, но весьма изящный гардероб и теперь, выбрав туалет, вовсю крутилась у зеркала, изводя свою служанку и пробуя всевозможные причёски. - Жених-то он завидный, - откусывая нитку, отвечала дама, - село у него богатое, душ много, хоть и управляет имением не по-людски. Да и поговаривают, что скоро ещё наследство получит. А что чудак – так Володя твой тоже не без причуд – стихи его одни чего стоят. Но, даст Бог, повенчаетесь, а там, может, и Оленька невестой соседа нашего станет… - Едут, маменька! – в комнату вбежала Ольга, разряженная в пух и прах. – Ах, Таня! – воскликнула она, поправляя выбившийся из причёски белокурый локон, - я так волнуюсь! Страсть как интересно, какой он! Татьяна улыбнулась про себя, глядя на Ольгу. Сама она также была взволнована, ее волнение не было столь заметно, как волнение ее младшей сестры. В этот момент в залу, где сидели девушки и их мать, вошли двое молодых людей. Один из них – немного бледный юноша с тёмными кудрями до плеч и с почти синими сияющими от радости глазами – был хорошо известен всем присутствующим: тот самый Владимир Ленский, по которому тосковала Татьяна. Второй же был им пока не знаком. - Имею честь вам представить – Евгений Онегин, мой приятель и сосед. - Enchante*, - чинно ответил щеголевато одетый молодой человек, сдержанно поклонился и вслед за своим другом поцеловал руку матери девушек. - Ну-с, молодой человек, обо мне вы наверняка знаете довольно? - улыбаясь Онегину, спросила дама. - Премного наслышан, - довольно таки равнодушно отвечал он, - но я хотел бы познакомиться avec deux ces belles jeunes filles**. - А, pardon, - улыбнулся Владимир, вспоминая, что он пришёл не один, - Татьяна Ларина, - представил он девушку, целуя ей руку, - моя наречённая невеста. Таня смущённо зарделась и опустила глаза. - Ольга Ларина, сестра этой очаровательной барышни, - не отходя от Татьяны и не выпуская её руки из своей, произнёс Владимир. Девушка резво вскочила и сделала реверанс. Онегин про себя усмехнулся – младшая из сестёр явно с ним кокетничает и пытается его очаровать, а вот старшая сейчас не видит никого и ничего, кроме его молодого друга. Если бы мы могли спросить мнение Евгения о вечере, то он бы ответил, что у Лариных было хотя и скучновато, но все же довольно мило. Владимир, как он и предполагал, почти не отходил от своей невесты и не сводил с неё влюблённого взгляда. Впрочем, как ему показалась, старшая из сестёр счастлива была едва ли не больше своего жениха. Самому же Онегину приходилось развлекаться беседами с маменькой девушек и ухаживанием за второй сестрой. Ольга, по его мнению, была весьма недурна собой, даже красива, весела и, как выяснилась к середине вечера, обладала довольно милым голосом. Татьяна, несмотря на то, что казалась на первый взгляд умнее своей сестры, была чересчур серьёзна и одновременно мечтательна – достойная муза для поэта, но никак не способ разогнать скуку привыкшего к флирту столичного повесы. В течение вечера девушки пели, Владимир читал свои стихи и разговаривал с Татьяной - по мнению Онегина, мнившего себя беспристрастным свидетелем их счастья, о всяком вздоре, вроде того, сколько страниц она прочла из принесённого им в прошлый раз сентиментального романа; иногда Ленский вспоминал и об окружающих и отвечал на колкости Ольги, вопросы Онегина и беседовал с матерью девушек. А Татьяна продолжала смотреть или на жениха или в окно и чему-то мечтательно улыбалась. И, несмотря на некоторую хандру, одолевавшую Онегина весь вечер, юноша пришел к выводу, что поскучать в подобной обстановке иногда даже приятно. *** О чём разговаривали сами молодые люди, уезжая из имения Лариных, догадаться было не сложно. Владимир восхищался Татьяной, Евгений также сдержанно высказал несколько слов одобрения в её адрес, больше же говорил о красоте Ольги – впрочем, тоже не выражая особого восхищения. В комнате Татьяны же эмоции не сдерживались. Ольга, мешая сестре мечтать о безоблачном счастье с Володей, которое в эту минуту ей казалось как никогда близким, восторженно щебетала о новом соседе. - Ах, Таня, какой он замечательный! Такой красивый, такой умный, такой образованный! – без конца восклицала младшая сестра, сверкая глазками цвета незабудок. – Я хочу написать ему письмо, и ты должна мне помочь! - Зачем, Оля? Право же, не стоит. Подумай, прилично ли это – писать мужчине, с которым ты только сегодня познакомилась? – благоразумно возразила старшая. - Сестрица, все эти правила приличия – просто пустяки! – отмахнулась от её доводов Ольга. – Я уверена, что он поймёт всё правильно, он просто не может не понять! И, знаешь, Таня, - продолжила девушка, забираясь с ногами на кровать сестры, - мне кажется, что я влюбилась! - Перекрестись, Оля, раз тебе кажется, - пресерьёзно ответила Таня. - Оставь свои нравоучения и лучше помоги, - капризно надув губки, парировала Ольга. – Ты же знаешь – я не сумею написать так ясно и правильно, как ты! - Что ему написать? – поняв, что Ольга сдаваться не собирается, зажигая свечу и беря в руку перо, спросила девушка. - Ну не знаю… - протянула Оля, задумчиво теребя локон. – Напиши ему, что он произвёл на меня впечатление, что я им очарована, влюбилась… - Ладно, Бог с тобой, - ответила Татьяна и начала писать «Я к Вам пишу…», - но, боюсь, добром это не кончится. ***
Владимир вошёл в кабинет своего приятеля, когда тот дочитывал письмо, принялся ждать, когда Онегин отложит лист бумаги и обратит на него внимание. - Письмо из Петербурга или от родни? – полюбопытствовал Ленский, слегка раскачиваясь на стуле, когда Онегин все же оторвался от письма. - Нет, похоже, от кого-то из наших сестёр. Владимир ошеломлённо посмотрел на Евгения и встал. - От которой же? – с явным волнением в голосе спросил он. - Я сначала подумал, что от Ольги – не зря же она весь вечер так старалась мне понравиться. Но слог, манера письма… Не думаю, что это могла написать она. Я тебе говорил – я часто получал подобные записки и знаю, от какой девушки чего можно ждать, - раздражённо ответил Онегин. - Разреши мне прочесть, - осторожно попросил Ленский. - Да, пожалуйста, - протянул ему письмо Евгений. Дрожащими руками Владимир схватил листок. - Почерк Тани! – воскликнул он и быстро начал читать. - И что же ты об этом скажешь? – равнодушно спросил Онегин. - Я скажу, что это письмо написано рукой моей невесты, - срывающимся от волнения голосом отвечал Ленский. – И ещё, что ты – бессовестный предатель и мы больше не друзья! - Друг мой, ты сошёл с ума! Я же ничего не сделал, я с ней даже не говорил, - недоумённо отвечал Евгений на выпад приятеля. - Ты сам сказал вчера, что она очень хороша! – гневно воскликнул Владимир. – И как-то ты сумел её очаровать. И ты же знал, знал, что она моя невеста и что я люблю её! - Глупости всё это, - начал злиться от этого приступа ревности Онегин, - может, ты меня ещё и на дуэль вызовешь? – раздраженно фыркнул он в ответ. - И вызову! И я тебе отомщу, непременно отомщу! – воскликнул Ленский, и, бросив письмо на стол, выбежал прочь из комнаты. _______ * Очень приятно ** с двумя этими прекрасными девушками
Название: Вход через окно Автор: Дмитрий Разумихин Бета: Андрей И. С. Пейринг: Онегин/Ленский Рейтинг: PG-13
читать дальше Ночь была жуткая и отвратительно чёрная. Ужасающая буря выла за окнами, швыряя в них обломанные ветки деревьев и обрушивая на ветхие крыши целый шквал дождя. Молнии то и дело разрывали хмурое небо, так и грозясь ударить во флюгер чьего-нибудь дома. Ленский сидел на диване и полусонно читал какую-то книгу. Он без интереса просматривал скучные страницы, в душе досадуя на то, что так придётся провести неделю, а может и больше. В сердцах отбросив ни в чём не повинный томик, он начал нервно мерить комнату шагами, пытаясь придумать себе хоть какое-нибудь занятие. Но, так ничего и не сообразив, он решил, что лучше перенести всё на завтра, а сейчас отойти ко сну. Лежа в постели, он смотрел на странные темно-синие тени на потолке, пытаясь заснуть, но сон не шёл. Вдруг он услышал резкий стук в стекло и чей-то голос, настойчиво зовущий его по фамилии. Вздрогнув от неожиданности, Владимир поднялся, медленно подошёл к окну и слегка отодвинул одну штору. В трепещущем неверном свете молний он увидел тёмный силуэт своего лучшего друга, спрятавшегося от дождя под собственным сюртуком. Молодой поэт быстро распахнул раму и удивлённо окликнул гостя: - Евгений! Вы же в Петербурге... - Где Ваши манеры, сударь? - весело ответил он, - Впустите гостя наконец, потом уже расспрашивайте! Ленский отошел от окна и громко рассмеялся, глядя, как Евгений с хохотом влезает внутрь, оскальзываясь на мокром подоконнике. - И всё же, Евгений... Почему Вы вернулись? – спросил Ленский, поворачиваясь к другу. - По Вам соскучился, - улыбнулся Онегин и похлопал его по обнажённому плечу. Молодой поэт вспыхнул и поспешно поправил сорочку. Нервно хихикнув, он смущённо опустил взгляд в пол, глядя на лужу грязи, медленно расползающуюся от ног Евгения по ковру. Удивлённо вскинул брови, заметив, что его друг стоит посреди комнаты совершенно босой. -Евгений, Ваши туфли...- Владимир многозначительно посмотрел на пол. Онегин недоуменно уставился на свои ноги и, ничего не сказав, стал вылезать обратно во всё ещё открытое окно. Ленский пожал плечами и, накинув на себя покрывало, полез следом. - Евгений, да что...- Владимир спрыгнул с подоконника и, немедленно поскользнувшись, с криком шлёпнулся в грязь, увлекая за собой друга. Онегин, тоже не удержавшись на ногах, рухнул сверху. Ленский перепугано вздрогнул и машинально вцепился в плечи друга, не давая тому встать. Евгений с улыбкой вглядывался в чумазое лицо поэта, погладив того по мокрым волосам. Он мягко провёл пальцами по его вискам, снимая с них листья и комки грязи. Владимир, придя наконец в себя, громко захохотал, представив себе, как глупо выглядят двое взрослых людей, валяющихся посреди ночи в луже по уши в грязи. Его смех был настолько заразительным, что Евгений тоже невольно улыбнулся. Руки его заскользили по мокрой траве, и он снова рухнул на друга, ударившись лбом о его плечо. Молодой поэт приподнялся и погладил друга по голове, измазав того грязью. Он виновато улыбнулся, тряхнул мокрыми кудрями и тихо извинился. Онегин поймал его руку и прижал её к себе, заставляя поэта придвинуться ближе. Ленский со смешком стащил со своих плеч грязное покрывало и накрыл их обоих с головой. В полнейшей темноте он нашарил руку друга и бережно взял её в свои. Евгений тихо вздохнул и, стараясь унять предательскую дрожь в пальцах, проговорил: - Догадался, да? - Ну конечно же, Евгений, я ведь не слепой – еле слышно прошептал Ленский. Он погладил его плечи и мягко их приобнял, уткнувшись носом в ткань мокрого насквозь сюртука. Его друг одной рукой притянул его ещё ближе, а другой стал водить по спине, чувствуя, как поэт мелко дрожит не то от волнения, не то от холода. Ленский приподнялся, робко поцеловал Онегина в щеку и заговорщически шепнул тому на ухо: - Полезли-ка уже домой... Онегин поднялся и подал руку другу. - Смотри, уже рассвет... И дождь кончился... - Владимир с улыбкой огляделся и снова разразился хохотом, глядя на измазанного в грязи приятеля. Он подошёл к дому и, неловко подтянувшись, с грохотом ввалился в окно, попутно оборвав портьеры вместе с карнизом. Пару секунд спустя из комнаты послышался его заливистый смех вперемешку с ругательствами, совсем не подобающими дворянину. Вскоре он снова показался в оконном проёме, сдёрнул с головы обрывок тюли и, протянув руку Онегину, втащил того внутрь. Евгений окинул взглядом комнату, господствующий в ней беспорядок, и брезгливо сморщил нос, увидев своё отражение в зеркале. Ленский, уже успевший переодеться, протянул ему чистую рубашку и указал на уборную. - Я подожду... - Он хитро подмигнул другу и лег в кровать, почти с головой накрывшись одеялом. Онегин усмехнулся и, пожав плечами, отправился переодеваться. Вернувшись минут через десять, он присел на кровать и тихо позвал Владимира, но тот только простонал в ответ что-то невнятное и отвернулся, начиная смотреть десятый сон. - Будет он ждать, как же! - рассмеялся Онегин и прилёг рядом. Ленский что-то снова пробормотал и, сонно улыбнувшись, уткнулся носом в плечо друга, обнимая того за талию и складывая на него ноги. Евгений с нежностью смотрел на спокойное лицо поэта, слушал его тихое дыхание и сам не заметил, как провалился в сон. Он крепко прижимал тёплое тело Владимира к себе, и уже ни суета проснувшихся крестьян на улице, ни беспощадно сквозившее окно не смогли бы его разбудить и вырвать из чудесных объятий смешно сопящего друга.